Выпив и довольно крякнув, он,
разгладив усы, приступил к процедуре представления домочадцам
решения суда, и лишь в этот момент в неровном свете свечей я
разглядел встречающих. Вот справа стоит сухонькая старушка и держит
перед собой канделябр с тремя зажжёнными свечами. Не бывшая ли это
кухарка Пантелеевна? Уж больно хорошо её управляющий моим городским
домом описал. Слева две молодые дородные девки статуями замерли –
этих я, по сути, знать не должен.
Ещё одна девица, что потчевала
пристава водкой, отошла в сторону, и я увидел стоящую в центре зала
женщину в старомодном дворянском платье, и вид у неё был такой, как
будто она здесь главная. Неужели это и есть "моя" вторая тётя? Хм,
но у неё вроде проблемы с глазами были (видит плохо), почему же
тогда она так гордо смотрит прямо на объясняющего наш приезд
пристава?
Не дослушав пристава, она махнула
рукой, перебив его дальнейшую речь, и надменно спросила:
– И кто же покусился в правах на НАШУ
усадьбу?
Пристав от её слов немного сбился, но
затем уверенно продолжил:
– Законный наследник Александр
Владимирович Патрушев.
Взгляд женщины заметался из стороны в
сторону, и только тут я сообразил, что она никого из присутствующих
не видит и реагирует только на голос.
– Сашенька!
Господи, сколько надежды, смешанной с
неверием, прозвучало в одном слове! Не выдержав напряжения,
повисшего в воздухе, я шагнул к ней, как будто меня в спину
толкнули, а подойдя, неожиданно даже для самого себя обнял:
– Я, тётя, я. Прости, что не писал,
всё думал, скоро приеду.
– Но Настя...
– Знаю. Встречался с ней. Кто-то ввёл
её в заблуждение.
– Боже, счастье-то какое! – По моему
лицу и волосам провели ладонью. – Родненький! Жив!
О, сколько счастья в двух словах!
Краем глаза я заметил поднесённый канделябр с горящими свечками и
повернул голову. Сухонькая старушка стояла рядом и напряжённо
разглядывала моё лицо. Тут у меня конкретно защипало глаза. Пытаясь
скрыть своё смущение, я поздоровался и спросил:
– Здравствуй, Пантелеевна. Говорят,
пирожки ты уже не печёшь?
Взгляд старушки засветился радостью,
и она, улыбнувшись, покачала головой:
– Для Вас, Александр Владимирович, уж
расстараюсь.
От её слов повеяло чем-то таким
родным и близким, что я ещё больше растерялся, а по лицу потекли
слёзы. И ощущения накатили своеобразные: я наконец-то дома, я
вернулся, рядом родные люди, которые меня любят и будут любить
несмотря ни на что, и... я всё сделаю, чтобы они были
счастливы.