— О нет, приятель. Их много
относительно нас. Но по сравнению с черноморским флотом — это
вообще чепуха: размажут и не заметят. Наша главная задача —
прорвать колдовскую блокаду и послать сигнал в штаб. И тогда под
натиском имперской армады налетчикам придется отступить.
— И как это сделать? — уже спокойнее
спросила Виктория.
— Пока не знаю. Но мне в любом случае
понадобится как можно больше бойцов. Поэтому повторю — дулю за
спину и клянитесь, в чем попросят. Присяга под принуждением не
имеет никакой силы — это вам любой судья подтвердит. Хотите верьте,
хотите нет, но я не собираюсь никого предавать. Я хочу сыграть в
хитрую, а для этого придется на время забыть традиции и нравы. Ведь
в конечном итоге, все страдания окупятся с лихвой. Вас будут
чествовать как героев, и ни одна собака не вспомнит, что вы делали
до победы. Подумайте об этом, — положил руки на стол ладонями
вверх. — Нам всем есть что терять. Так давайте не лезть в петлю без
толка и смысла.
Студенты замолчали — на этот раз
дольше. Кто-то посматривал на меня с надеждой, явно не горя
желанием расставаться с жизнью, но поддавшись давлению товарищей.
Кто-то, наоборот, с сомнением — можно ли верить тому, кто сдался
после первого же выстрела? Вика же не таясь сверлила жгучим взором,
словно хотела проникнуть прямо в мозг и найти там истинный замысел.
Когда же раздумья затянулись, одна из девушек предложила
проголосовать:
— Давайте устроим свой собственный
совет. Пусть рассудит большинство: поверить господину ректору или
же пойти своим путем.
Ленин, блин, в юбке. Какой на хрен
путь, если он заканчивается на дне ваших бокалов? Может, мои
действия многие расценят как трусость, но уж лучше быть трусливым
победителем, чем мертвым лузером.
— Я ему не верю, — проворчал хулиган,
явно мстя за спасение «Пирожкова».
— А я бы дал шанс.
— Я тоже.
— Сомнительно как-то. Мечется
туда-сюда, как бакен в шторм. Я против.
Голоса разделились, и решение
осталось за главой этой шайки высокородных суицидников. Я напрягся,
не отводя взгляда от жгучих карих глаз. Все слова сказаны, и
последний камень на весы могло бросить что угодно — от мнимой
нерешительности до показной бравады.
Но я верил в то, что говорил. И ни
разу не покривил душой, когда раскрыл свой план — между прочим,
сильно рискуя. Уж меня-то может сдать с потрохами любой из них и не
почувствовать ничего, кроме злорадства. Похоже, Вике пришел на ум
тот же довод, что в конечном итоге и склонил вердикт в мою
пользу.