— Нет… — опечаленно сник спутник. — Не полувеликан я. Не было у
меня родителей…
— Мне очень жаль, — завиноватился Гарри. — У меня тоже родители
умерли. Прости…
В ответ — странный, непонятный взгляд, за которым последовало
смущенное молчание. Некоторое время посидели молча, слушая
потрескивание огня и веток, щелканье искр и шорох ветра в кронах
над головами. Потом Гарри робко нарушил тишину.
— Что такое «зейн»? — спросил он. И пояснил: — Это слово я
слышал в селении, когда ко мне обращались.
— По-немецки «явиться», «быть», — перевел спутник.
— Ты тоже явился ко мне на помощь, — задумчиво произнес Гарри и
решился: — Можно я буду звать тебя Зейном, раз ты не хочешь
сообщать мне свое имя?
— Я рад бы назвать тебе имя, но не могу, у меня его нет, —
объяснил попутчик.
— А вот это уже странно, — нахмурился Гарри. — У каждого живого
существа должно быть имя. Может, ты не помнишь? С тобой произошел
несчастный случай и ты потерял память? На тебя напали, ограбили,
ударили по голове? Что с тобой случилось? Когда? С кем ты жил?
Сколько тебе лет?
Из потока вопросов ответ последовал почему-то на самый
последний, заставивший, однако, похолодеть.
— Два года.
— Что «два года»? — севшим от ужаса голосом переспросил Гарри,
думая, что бедолага уже столько времени ходит беспамятным.
— Мне два года, — уточнил «беспамятный».
— В каком смысле? — перегруженные мозги со скрипом провернулись,
пытаясь уложиться в привычные колеи. — В смысле, ты два года назад
потерял память или?.. — договаривать Гарри побоялся.
— Я не терял память. И не рождался в том смысле, в котором ты
думаешь. Я существую на свете два года, — коротко и пунктуально
доложил спутник. Гарри прикусил губу, напряженно соображая. Но увы,
верное обычно воображение забуксовало, как-то не представлялся
сидящий напротив двухметровый детина двухлетним малышом…
— Не понимаю, — вынужденно сдался он. — А как же ты на свет
появился?
Вопрос оказался неожиданно точным — попутчик нахмурился.
— Мой создатель не удосужился мне рассказать о моем рождении,
так как трусливо сбежал, а оставленный им дневник содержал лишь
формулы, по которым он создал меня. Но даже по нему я понял, что
мое происхождение — неестественно. Сложно сопоставлять себя со
схемой расчлененного трупа, но шрамы на моем теле упорно
подтверждают это.