— Прости подполковник, — холодно процедил капитан, глядя на меня
с какой-то ненавистью. — Не надо тебе было во все это лезть... А
отчет я заберу.
Ответить я не успел.
Гнездов нажал на спусковой крючок, раздался выстрел. А для меня
окружающий мир вдруг отключился...
В нос ударил сильный запах свежей краски.
Спустя секунду я открыл глаза, правда, картинка была настолько
мутной, что я почти ничего не увидел. Глаза слезились. И все же я
различил, что вокруг меня столпились люди.
— Савельев! Эй? — слух тоже включился неожиданно. Голос был
мужской, незнакомый мне. — Так, а ну, дай пузырек сюда!
В голове гудело, я никак не мог понять, что произошло и почему
все еще жив. Эта скотина Гнездов стрелял мне в голову. Какого
черта?
— Да расступитесь вы уже! — тот же мужской голос прозвучал
настойчивее. — Человек краски надышался, сознание потерял.
Послышался какой-то шум, невнятный ропот.
Тут же почувствовал, что под нос сунули что-то холодное.
— Нюхай!
Я и вдохнул. В нос ударил резкий, но такой знакомый запах
нашатыря. Пробрало до самых костей, меня аж передернуло. Мозги сразу же прочистились.
Вытаращив глаза, я совершил глубокий вдох и сразу закашлялся.
— Вот, другое дело! Ну все, все... Савельев, заставил ты меня
понервничать. Встать сможешь?
Я кое-как приподнялся, сел. Осмотрелся по сторонам.
Оказывается, я лежал на грубом дощатом полу, а вокруг меня
столпилось человек десять. Справа заметил стоящие банки с
коричневой краской, вымазанные кисти. Часть пола уже была окрашена.
Вот откуда запах...
Все люди оказались подростками лет семнадцати. Лица незнакомые,
какие-то взволнованные. Таращились на меня, будто на макаку в
зоопарке.
— Ну, лучше? — справа от меня на коленях сидел какой-то лысый
мужичок в возрасте, с седыми усами. — Савельев, я же вам говорил,
дурно станет — выходите подышать на свежий воздух! Не играйте в
героев. А вы?
— Василий Степанович, может его на улицу вывести? — предложил
кто-то из толпы. — Пусть подышит.
— Отличная идея. Так, а ну, ведите его наружу, а то бледный
он...
Меня подхватили под руки, подняли на ноги.
— Да я и сам могу... — пробормотал я, не узнав собственного
голоса. Тонкий, слабый. Такого у мужика сорока восьми лет быть не
может...
Ничего непонятно. Куда делась Сирийская пустыня, тот заброшенный
сарай... Где Гнездов? Ветров и остальные парни?