Кучер сдержал широкий бег рысака, и они двигались среди деревьев, опушенных снегом, сверкающих и искрящихся в волшебном лунном свете.
Все было словно сказка. Вокруг них, казалось, был сказочный, заколдованный лес; город с его шумом и жизнь с ее суетой остались далеко – далеко. Они были теперь словно Царь – девица и Иван – царевич на Сером Волке. Нет ничего, только они одни. Сладкая истома охватила Дьякову. Она почувствовала, что рука ее спутника крепче обняла ее, а вслед за тем другая рука проникла за полу ее ротонды, и их руки сплелись в горячем пожатии. К лицу Дьяковой склонилось лицо Чемизова, пред нею, как звезды, сверкнули его глаза. Она откинула голову, и в тот же миг его губы впились в ее и замерли в поцелуе. Небо, сверкающее звездами, казалось, приблизилось к ним. Елена Семеновна на миг потеряла сознание, и острая до боли истома охватила ее.
Но в этот момент кучер дернул вожжами, и сани понеслись в легком беге коня. Они свернули и снова выехали на проспект. Замелькали фонари, зазвенели бубенчики троек. Чемизов отнял свои губы и пожал руку Дьяковой. Она очнулась. Они уже были в городе.
– «Миг один, и нет волшебной сказки, и душа опять полна возможным», – продекламировал Григорий Владимирович.
– Ты любишь меня? – тихо спросила Дьякова.
– Зачем ты спрашиваешь? Ты ведь знаешь, – ответил он.
Елена Семеновна схватила его руку, сжала и замерла в сознании безмерного счастья.
Чемизов довез ее до дома, бережно высадил из саней и дождался, пока швейцар открыл дверь подъезда.
– До завтра… милый! – тихо сказала Дьякова.
– До завтра! – ответил Чемизов.
Дверь подъезда захлопнулась. Григорий Владимирович сел в сани и приказал кучеру:
– На угол Морской и Невского!
Через десять минут он входил в шумный игорный зал одного очень популярного клуба.
– А, Григорий Владимирович! Так и вы играете? – воскликнул Хрюмин, подходя к Чемизову.
– Играю.
– Счастливо?
– Сегодня буду играть счастливо, – уверенно ответил Чемизов.
– Ну, тогда я буду с вами в доле. Вот вам сто рублей.
Чемизов отстранил деньги, говоря:
– Я играю только на свое счастье и на свой страх.
Хрюмин деланно улыбнулся и спрятал деньги. Григорий Владимирович подошел к столу, где велась самая крупная игра, и начал крупными кушами. Счастье улыбалось ему, и он играл с каждым ударом все смелее.