Анатомия, с её эволюцией человека, тоже не дала конкретного ответа. Я никогда не верил, не поверю и сейчас, что человек на земле появился от трудящейся обезьяны. Культивируемый в антирелигиозной советской школе постулат Дарвина «труд сделал из обезьяны человека» был весьма удобен для соблюдения «линии партии», но как то не убеждал. Ведь те же трудяги пчелы или муравьи, при всей их строгой организации и высокой самоотдаче в труде на благо семьи, не покорили интеллектом пространство. А уж у них-то лентяев не жалуют. В те далёкие годы я думал, что человека из животного, в первую очередь, сделали лень, корысть и хитрость. Представлял себе это примерно так: у каждого не стадного животного есть свой ореал обитания, который оно завоёвывает и удерживает с помощью силы. Допустим один обезьянообразный, со своим гаремом оккупировал банановую рощицу, а его соседям пришлось довольствоваться гораздо более скудными на пищу территориями. В особо неурожайный год соседям пришлось голодать, вплоть до потери сил, а захватить урожайный участок и раньше-то силёнок не хватало, теперь же, будучи истощенным, тем более было нереальным. И вот один (или не один) из отчаявшихся приходит к счастливчику и знаками ли, криками ли «говорит» тому, мол будь хорошим обезьянообразным, дай пожрать, а то совсем хана. И этот, здоровый, крепкий, сытый, не испытывающий перед соседями ни страха, ни злобы, посмотрел на него (них), ковыряя пальцем в зубах, после сытного завтрака, да, вдруг, и пожалел его (их) несчастного. Но ведь и бананов жалко. Хоть и много их, но свои же. Плохо, только, что лазить за ними приходится, а лень. И вот тут то у него шевельнулась первая человеческая мысль. Ладно, говорит (или кивает, или мычит, или что там у них еще было) так и быть, бери бананы с этого, этого и этого дерева, но только один тебе – другой мне, один тебе – другой мне, вот сюда в тенёк сложишь. Да, еще половину территории своей отдашь, ну и парочку жен иль дочерей своих, посимпатичней которые, а то мои бабы совсем оборзели: то устали очень, то голова болит. Бедолаге делать нечего: или помирай с голоду, или соглашайся на условия. Ну согласился, наверное.
Вот так (или примерно так), думал я, и произошло первое очеловечивание приматов, появились первые признаки разделения труда, расслоения общества, трудовых отношений, торгашества. В эту, вроде бы, достаточно логичную и стройную теорию у меня не вписывалось только разнообразие рас.