Все это было. Но все это было слишком сказочно… даже для
сказки… Двенадцать часов пробили, только как-то не вовремя. Настало
время превращаться в тыкву…
Тоже мне, Золушка…Так, — не ругаться, даже в мыслях — сына
ругаю, а сама… У той хоть туфелька была. Хоть какая-то, но надежда.
А у меня?
Что-то холодное и мокрое поползло по щеке. Быстро
прижалась к ней тыльной стороной ладони. Не хватало еще, чтоб
заметил сын или император. На темно-синем камне перстня
предательски сверкнув, уютно устроилась слезинка. Я смахнула ее
большим пальцем, ощутила гладкую, прохладную поверхность, утонула
взглядом в глубокой синеве…
У меня есть перстень! Ну что, друг… Не подведешь? И тут
камень подмигнул, полыхнул ярко-синим облачком, и стало так тепло,
так радостно! Йо-ху, а у меня есть волшебный перстень, он
синий-синий, он круче какого-то там стеклянного тапка тридцать
четвертого размера!
Гордая Золушка отклонила предложение императора Тигверда о
предоставлении поместья, дающего право на титул, и от немаленького
даже по меркам империи дохода.
Оставаться в мире, где была уничтожена любовь… Слишком
больно.
Мы с Фредериком спорили несколько дней. В результате
теперь зовем друг друга по именам. Как-то получилось само собой. И
я вытребовала себе разрешение вернуться.
Окончательно же решилась настоять на своем после того, как
однажды услышала от его величества: «Вы невозможно упрямая
женщина!»… Это было сказано с абсолютно теми же интонациями, что и
у сына. И тем же голосом. Когда в пылу спора он первый раз мне это
заявил, я почувствовала, как в сердце словно что-то вонзилось.
Закрыла глаза руками. Ушла в спальню. И сутки ни с кем не
говорила.
Потом вышла — спокойная как удав — и сообщила, что ухожу.
Фредерик посмотрел мне в глаза, прошипел какое-то ругательство на
незнакомом языке. Затем величественно изрек, что отправляется в
Петербург со мной. Проследить, как устроюсь, обеспечить
безопасность и вернуть мне мою жизнь.
Паша согласился покинуть империю. Решение было трудным. Он
привык к Академии, привык к магии. Но сын пошел мне навстречу. Как
будто понимал, что не могу я его оставить. И остаться — тоже не
могу. Рэм же… Если бы Ричард не исчез, юный герцог вызвал бы
ректора своей собственной академии на дуэль.
Я советовалась с ним, четырнадцатилетним мальчишкой.
Спрашивала, что мне делать? Что делать с Пашей. Как быть с ним —
наследником герцогства? Где ему безопаснее? Сошлись на том, что
Паша пока отправляется со мной. А Рэм остается там, где безопаснее,
в Академии.