Простишь ли мне эти ноябрьские дни? <…>
Трагической осени скудны убранства.
И ты пришел ко мне, как бы звездой ведом
По осени трагической ступая…
У Анны Ахматовой было некоторое время подумать <…>. Вечер миновал, этим, собственно, можно было и ограничиться. Но впереди маячила – и манила – ночь. И было право последнего выбора (правда, если б Исайя Менделевич знал, какой «выбор» делают за него другие – Михаил Кралин, например, – возможно, и он бы использовал свое право). Выбрать ночь – и остаться поэтом. Она выбрала ночь – и открыла дверь.
М. Кралин. Сэр Исайя Берлин и «Гость из Будущего». Стр. 221
И увидел месяц лукавый,
Притаившийся у ворот,
Как свою посмертную славу
Я меняла на вечер тот.
В том, что Ахматова пострадала из-за своих встреч с сэром Исайей Берлином, С<офья>К<азимировна> была непоколебимо уверена.
М. Кралин. Победившее смерть слово. Стр. 238
За что пострадал добропорядочный семьянин Зощенко?
Смущает не только ее необычная откровенность перед человеком, которого она видит первый раз в жизни. Смущает, кажется непривычной для «бесслезной» Ахматовой, которую мы знаем по ее стихам, ее слезливость, о которой упоминается трижды («В ее глазах стояли слезы», «она залилась слезами», «ее глаза наполнились слезами»). Невольно, когда читаешь это, вспоминается о водке, выпитой за ужином. Это не роняет, разумеется, достоинство Ахматовой, но лишь по-человечески объясняет некоторые особенности ее поведения, оставленные Берлиным без прояснения. (М. Кралин. Сэр Исайя Берлин и «Гость из Будущего». Стр. 219). Ну а над Толстым, который на трезвую голову пускает, как дурак, слезу, заслышав музыку, конечно, можно посмеяться.
Она переживала муки ревности, и это отразилось в стихах, но бытовые факты советской действительности уже в цикле «Cinque» поданы, так сказать, в иностранной упаковке. И в дальнейшем этим приемом Ахматова пользовалась неоднократно и разработала его виртуозно. (М. Кралин. Сэр Исайя Берлин и «Гость из Будущего». Стр. 205.) То есть вместо «судков с обедами», которые приносил ей уже ушедший к другой, но не переставший быть сердобольным Гаршин, стало «десять лет ходила под наганом», этому иностранцы изумляются вернее.
Об особом искусстве «чарователя» женщин, присущем Берлину, писала мне в одном из писем С.С. Андроникова, прекрасно его знавшая и видевшая в этом основную «разгадку» романа Берлина с Ахматовой. (М. Кралин. Сэр Исайя Берлин и «Гость из Будущего». Стр. 199).