Шана может притворяться сколько угодно, но ее надзиратель сообщил мне, что на самом деле сестра с нетерпением ждет моих визитов. Чтобы найти на нее управу во время наиболее острых вспышек ярости, достаточно пригрозить ей лишением этих свиданий. Поэтому мы продолжаем наш бесконечный круговорот встреч и расставаний, который длится уже около десяти лет.
Похоже, Шана привязалась ко мне настолько, насколько это вообще возможно для прирожденного психопата.
– Как у тебя со сном? – спросила я.
– Дрыхну как младенец.
– А книжки читаешь?
– О да. Осилила полное собрание сочинений Шекспира. Никогда не знаешь, где может пригодиться пятистопный ямб.
– И ты, Брут?
Еще одна легкая улыбка. Шана слегка расслабилась и обмякла на своем стуле. Мы еще тридцать минут болтали о всяких мелочах. Именно в таком ключе проходил каждый первый понедельник месяца. Наконец Мария постучала в окошко. Все, наше время вышло. Я поднялась, а сестра предпочла остаться на месте.
– Пурпурный, – напомнила она, когда я накинула на плечи черный пиджак.
– Может, и тебе стоит последовать своему совету, – отозвалась я. – Добавь побольше этого оттенка в свои картины.
– Чтобы дать этим мозгоправам лишний повод покопаться в моей голове? – ухмыльнулась Шана. – Перебьются.
– Тебе снятся черно-белые сны?
– А тебе?
– Мне вообще ничего не снится.
– Наверное, это еще одна твоя особенность. Радуйся. А я вижу сны довольно часто. В основном кроваво-красные. Единственное различие между ними только в том, что иногда с ножом бегаю я, а иногда – наш дорогой папочка.
Шана уставилась на меня, глаза ее внезапно сузились, как у акулы, которая преследует свою добычу.
– Попробуй записывать свои сны или зарисовывать, – предложила я.
– Так а я что, по-твоему, делаю?
– Выплескиваешь на холст свои садистские переживания.
Шана засмеялась, и на этой ноте я направилась к выходу.
– Как она? – спросила я через минуту, когда мы с Марией вдвоем шли по коридору. Обычно по понедельникам больница закрыта для посещений, так что было относительно тихо.
– Трудно сказать. Вы же помните, что с того момента, как Шана совершила первое убийство, минуло почти тридцать лет?
Я безучастно посмотрела на собеседницу.
– Ваш двенадцатилетний сосед Донни Джонсон. На следующей неделе стукнет тридцать лет со дня его убийства, – уточнила Мария. – По этому поводу звонил какой-то местный репортер, хочет взять у Шаны интервью.