Дзиньк!
Осколки веером разлетелись по
ламинату.
– Быстро же про тебя сплетни
разносятся, – шепнула Чопля.
– А вот не надо было в сеть сливать…
– поджал я губы.
– Да я же любя и анонимно…
– Ага, ещё и тысячу слупила с
журналюги…
– Боротор! Через пень-колоду тебя,
громила окаянный! – рявкнула гоблинша, выходя из-за стойки и упирая
руки в бока. – Ты мне так всю посуду переколотишь!
– А ты железную купи! – бухнул тот в
ответ.
– Я тебе пластмассовую буду давать,
чтобы не так жалко было!
– Ладно, Тисвиса, не рычи. Запиши на
мой счёт и принеси ещё своего самогона! Я гуляю! – проворчал орк,
ударяя себя в грудь.
– Вот видишь, люди гуляют, умеют, –
завистливо прошептала Чопля. – А мы когда последний раз гуляли? Так
гуляли, чтобы на утро было стыдно?
– Давненько, – вздохнул я. – О, но
есть шанс исправить. Видишь, к нам уже идут благородные господа?
Спорим, они идут для того, чтобы нам предложить веселые
приключения?
Мои предчувствия насчет морфов
подтвердились. Крепкие ребята точно во мне терпилу увидели. Это я
на их рожах прочитал. Они двигались уверенно, по-хозяйски. Водители
тут же заторопились, словно вдруг вспомнили о чем-то очень важном.
Может моторы забыли заглушить, или ещё что…
– Здрасте, – сипло проговорил один из
морфов. – Каким вас… ветром к нам занесло?
Он совершенно хотел сказать другое
слово вместо «ветром», но сдержался. Похоже, что в его роду были не
только белые медведи, но и кто-то умный, раз не стал материться.
Вся троица нависла над нашим столом, словно пародировали
парусиновую крышу над лодкой Ягандекс-такси. Уверенные в себе,
решительные и жесткие. Прямо как углы деревянного стола.
Ну что же, придется разуверить ребят,
а то так и помрут ненароком и не узнают великую тайну жизни…
Старик Ромуальдыч сидел на скамье
подсудимых. Он горбился, смотрел только перед собой на сваренный
шов решетки, иногда тяжело вздыхал. Ему уже был ясен приговор и
хотелось только одного, чтобы весь этот цирк закончился ко всем
чертям. Пусть эти ушлепки в мантиях важно сделают вид, что вынесли
решение. Пусть зрители захлопают от вынесенного вердикта, а
сердобольные бабки смахнут с глаз слезу. Пусть загремит замок,
дверь откроется и его выведут на краткий миг глотнуть свободного
воздуха.
Всё это кончится… Он поедет обратно в
тюрьму, ляжет на лежанку, которую делит на двоих с хоббитом Гродо.
Ляжет и закроет глаза. Возможно, даже умрет. А если не умрет, тогда
будет пыхтеть до тех пор, пока его не переведут в зону особого
режима. И уже там, где-нибудь в уголке на шконке, он и встретит
свой конец.