Воздушные фрегаты-3. Капитан - страница 99

Шрифт
Интервал


- А что за операция?

- Ампутация ноги, извлечение инородных предметов из брюшной полости, – начала перечислять Ермольева.

- Вы что хотите, чтобы я ему ногу вырастил? – возмутился Март.

- А вы можете? – вопросом на вопрос ответила целительница.

- Нет, конечно, во всяком случае, пока…

- В таком случае, сделайте то, что возможно. А мы посмотрим. И да, денег у него нет. Вы ведь о них беспокоились?

Последние слова Зинаида Виссарионовна произнесла почти с презрением, решив, что «молодое дарование», которое привез в Петербург Крылов, заботится только о своем благосостоянии. Но тут уж ничего не поделаешь, даже самые благоуханные цветы прорастают на обычном навозе. Если в методе этого Колычева есть рациональное зерно, она его вычленит и пустит на благо людям. Если же нет…

- Дозвольте сказать, барыня, – прервал ход ее размышлений старавшийся до сих пор помалкивать Вахрамеев.

- Что, простите? – удивилась Ермольева.

- Я человек простой, – продолжил бывший абордажник, – а потому, если чего не так ляпну, уж вы не обессудьте. Только зря вы на крестника моего смотрите, будто на мошенника какого. Я и впрямь на царской службе здоровье свое оставил. И охромел, и руки гнуться перестали, и спина как не своя была. А Мартемьян с доктором Крыловым меня на ноги поставили. Ей богу, будто сызнова на свет народился!

- Вы его крестный отец? – удивилась Зинаида Виссарионовна.

- Больше, чем отец, – вмешался Март. – Дядька Игнат меня спас. Из развалин дома вытащил после японской бомбежки.

- Понятно, – кивнула целительница. – Тем больше причин устроить проверку с посторонним человеком. И не надо называть меня барыней!


Пациент, или точнее подопытный, на первый взгляд показался Марту глубоко пожилым человеком, но, судя по данным медицинской карты, ему едва миновало сорок лет. Несмотря на отсутствие ноги и серый цвет лица чувствовалось, что прежде он был силен. Но теперь худые перевитые венами руки беспомощно лежали поверх одеяла, а будто присыпанные пеплом глаза выражали полнейшую безнадегу.

- Как вы себя чувствуете, Петр Михайлович? – участливо спросила Ермольева.

- Покуда живой, – безучастно отвечал тот.

- Я смотрю, вас родные навещали, – обратила она внимание на лежащий на прикроватной тумбочке узелок.

- Была жена с детишками…, только я им велел более не приходить. Нечего на меня такого глазеть. И на гостинцы не надо тратиться. И так подохну…