сунут. Он и подмахнет, не глядя… – Вельгер с шелестом перевернул страницу и привалился к узкой спинке, обитой малиновым бархатом. Устало закрыл глаза. – Мы не можем этого допустить. Иначе княжество не удержим, и какая мы после этого старая знать… Пока не будем уверены, что Расин сможет править сам, глаз с него не спускать. Причем везде, где только можно. – Он помолчал, что-то обдумывая. – У вас люди нынче свободные есть?
Рифей внимательно посмотрел на него и сухо спросил:
– И давно вам эта мысль в голову пришла? Не иначе, как за его светлостью шпионить собрались? – Казначей угрюмо молчал. – Если вы забыли, любезный друг, это глава государства. А вы, будто за мелким вором…
– Перестаньте.
– Да еще моими руками. Надо будет – возьмете из замковой охраны.
– Я хочу знать, будет ли исполнена моя просьба, – повысил голос Вельгер, – раз уж вы сами догадались о ее содержании.
Тот встал с места.
– Казначей – второй человек княжества, я вынужден подчиниться. Но желаю, чтобы вы обманулись.
– Знали бы вы, как я этого желаю, – Вельгер пошарил в недрах книжных башен, отыскал серебряный колокольчик и позвонил, – приглашаю вас к обеду.
– Простите, я вынужден откланяться, – сдержанно ответил Рифей.
– Оскорбились? Зря…
– Разрешите не отвечать, – Рифей гордо поклонился, – вечно ваш покорный слуга. – С этими словами он покинул зал.
Все дальше продвигался отряд вглубь Эрея, и все сильнее менялись окрестные места. Равнины холмились, убегали вдаль зелеными волнами, и уже по-горному вздымались у самого окоема. Дорога, прежде прямая, как стрела, теперь извивалась, набрасывая петли вокруг каменных курганов. Глубже западали речные долины, реки бурлили и взбивались в пену, сжатые обрывистыми берегами. А как легли на землю длинные тени, солнце коснулось зубчатой каймы на горизонте, проезжая дорога кончилась. Вместе с ней за последним верстовым столбом Большака кончились и королевские земли.
В приграничном селе, наполовину эрейском, наполовину люмийском, трактирщик отметил подорожные «господ путешествующих по своим надобностям», смахнул в объемистый кошель несколько монет проездного сбора и поднес по чарке вина на посошок.
– Счастливого пути господам до дому, – он собрал кружки на поднос. – При случае милости прошу.
За тыном путники сбавили ход, потом вовсе спешились: верхами здесь ехать было опасно. Тропа сужалась и круто шла в глубокую долину, где по склонам уже зажигались вечерние огни.