– Разумеется. И считаю, что убийца, кто бы он ни был,
должен быть наказан. И… – тон и взгляд его смягчился. –
Очевидно же, что это не ты. Кому‑то выгодна твоя смерть, ты это
знаешь. Кому?
На лестнице вновь появился охранник. Он выглядел почти виновато,
но, громко позвенев ключами, сказал:
– Свидание окончено.
Убрав руки от решетки, Ольга отступила вглубь комнаты.
– Я буду писать до самого конца, – сказала она. –
Хвала судьбе, этого мне делать не запрещают. Ты должен обязательно
дождаться казни, – она напряженно смотрела на Лумумбу. –
И потом обязательно забери бумаги. Это – твоя миссия. Я тебя
позвала именно за этим. Не подведи хотя бы на этот раз, –
резко отвернувшись, она вновь подошла к столу и раскрыла
тетрадь.
– Я тебя вытащу, – крикнул ей в спину Лумумба. –
Слышишь, Оля! Не сдавайся. Даже не думай о казни. Я вытащу тебя не
смотря ни на что.
Она даже не повернулась. Охранник молча указал дулом автомата на
лестницу.
Оттерев лица и приняв свой обычный облик, мы шли по улице. Бвана
был тих и задумчив, я тоже молчал: как‑то не очень всё
складывается… Одна Машка вела себя как обычно. Независимо задрав
нос, вертела головой, изучая вывески, разглядывала прохожих,
прыгала на одной ножке по камушкам мостовой…
– И почему вы разошлись? – спросила вдруг она,
заглянув в лицо Лумумбе.
– Оля считала меня неромантичным, – коротко буркнул
бвана. Но потом вздохнул, и пояснил. – Пятнадцать лет назад,
сразу после Распыления, мне казалось более важным помочь людям
обустроиться в новом мире. Защитить, наладить поступление
продуктов. Отыскать брошенных детей, изъять из обращения запасы
Пыльцы… А ей… Не только ей, но многим магам, хотелось строить
будущее. Своё, магическое будущее. И они с пылом и жаром, отбросив,
как им казалось, всё лишнее, принялись его строить.
– И как? Получилось? – спросила Машка.
– Кое‑что получилось. Открыть академию, например.
– А вам – агентство борьбы с маганомалиями? Оказались по
разные стороны баррикад, значит. – ехидно заметила Машка.
– Это потому что надо защищать людей от всяких
горе‑мечтателей. – встал я на защиту бваны.
Смахнув пыль с лица и волос, переодевшись, он вроде бы стал тем
самым учителем, которого я знал и любил. Но что‑то изменилось. То
ли волосы серебрились больше обычного, то ли у глаз образовалось
несколько новых морщинок…