Птица Гамаюн, неожиданно снявшись со спинки кровати,
левитировала через комнату и устроилась рядом со мной, на
подлокотнике дивана.
– Теперешняя Мангазея выстроена на месте староверского
хутора Белокаменка, – произнесла она лекторским тоном.
Наверное задумавшись, про колодец я спросил вслух, и птица приняла
вопрос на свой счет. – Великий Князь, тогда еще простой геолог
Игорь Романов, умирая, вышел на скит из тайги. Жители хутора
выходили его и выкормили…
– А почему крышка придавлена? – проводив наконец
грузчиков, Машка устало рухнула рядом со мной.
– А чтобы не лазил никто. Ни туда, ни обратно, – на
пороге стояла старуха. Высокая, с абсолютно белыми, собранными в
пучок на затылке волосами, в белом же, с кружевной стойкой вокруг
горла, кисейном платье. Лицо у старухи было суровое, коричневое, со
множеством мелких морщинок, а синие, без белков и радужки глаза
сверкали совершенно по‑бесовски. Зато руки у нее были молодые,
изящные, с длинными, как у пианистки, пальцами.
– Вот, дети… Прошу любить и жаловать: наша хозяйка. Арина
Родионовна Горыныч, – Лумумба бочком протиснулся мимо старухи
в комнату. Глаза его светились точно так же, как и у хозяйки. Я
обиженно отвернулся: на двоих, значит, вмазались. Ладно‑ладно… –
Арина Родионовна, – продолжил учитель светским тоном,
повернувшись к хозяйке, – Познакомьтесь с моими…
– А не надо, – старуха сложила руки на животе, под
фартуком. – Сама вижу: Иван да Марья. По лугам, по полянам,
дружат Марья с Иваном. Тут любовь без обмана…
– Скажете тоже! – преувеличенно громко фыркнула Маха,
отворачиваясь. – Какая еще любовь‑морковь?
– Без дружка, без Ивана, жить и Марья не станет, а
зачахнет, завянет, – упрямо закончила старуха.
Было это похоже на детский стишок или считалочку, но я всё равно
почувствовал, как от шеи на щеки переползает душный жар. Только
хотел уточнить, что же она всё‑таки имеет в виду под
"зачахнет‑завянет", но тут раздался душераздирающий крик.
– Убивают! Режут! Хулиганы зрения лишают!
Мы с Махой оживились.
На подоконнике, обернув лапки в белых носочках толстым, как
полено, хвостом, сидел кот и лениво изучал нашу птичку.
– Че орешь, дурында? Не боись, сегодня я уже
завтракал, – сказал кот и вальяжно спрыгнул на пол. Один глаз
мурзика пылал неугасимым синим пламенем, другой был черен и
пуст.