Стараясь изо всех сил, Взрывник полностью сел, сам,
без подушек, свесив ноги с лежанки. В голове зашумело, белые круги
поплыли в глазах, и сильно захотелось пить.
– Ой! – взвизгнула одна из
сестрёнок. – Да что ж ты! – всплеск воды, грохот
табурета, и тут же тело его подхватили в четыре руки, ойкая и
приговаривая, что он бестолочь, и вставать нельзя, и мамка
заругает... Его снова уложили в постель.
– Пить… – прохрипел он слипшимся
горлом.
****
Калин сидел на деревянном крылечке, греясь под лучами
вечернего солнца. Две недели прошло с тех пор, как он очнулся, а
тумана всё нет. Воняющего химией, того самого, который предшествует
переносу в его прошлый мир. Неужели там стряслась беда? Не мог отец
обмануть, он обещал вернуть его, перебросив обратно. Видимо, что-то
с аппаратурой случилось; нужно просто подождать, папа найдёт способ
забрать его назад, домой...
– Эй, Калин! Ты жив, придурок?!
– насмешливый звонкий голос раздался из-за частокола, и
над заострёнными древесными пиками показалась вихрастая голова
белобрысого мальчишки.
Взрывник всматривался в веснушчатое лицо
голубоглазого паренька, но память Калина молчала. Кто он? Вот
чёрт!
Тот, долго не раздумывая и не дожидаясь приглашения,
перемахнул через двухметровую изгородь и, отряхнув широкие штаны,
подвязанные куском верёвки, уверенно направился к
крыльцу.
– У-у-у-у, ну ты и страшный стал, как в тех сказах
про чёрные времена, –
приветливо хлопнув Взрывника по плечу,
мальчишка плюхнул свой зад рядом, на ту же ступеньку, и, опершись
сомкнутыми в замок руками о свои колени, уставился взглядом себе
под ноги. Вздохнул.
– Я... я думал - всё...
Уголки губ медленно расползлись в улыбке,
и, тут же повеселев, белобрысый добавил: – Но ты живуч,
как глот.
– Г-л-о-т? – Медленно проговаривая каждую букву,
спросил Взрывник.
– Ну да, эти бесовские выкормыши пустошей. Ты чего,
Калин?
Взрывник виновато пожал плечами и приложил руку к
своей голове:
– Не помню. Я теперь много чего не помню.
– Как это? Ага, ещё скажи, что и меня не помнишь, –
не поверив, усмехнулся паренёк.
Взрывник ещё раз внимательно всмотрелся в черты лица
и, не дождавшись никаких былых воспоминаний, отрицательно покачал
головой.
– Во-о-о трепло! Ага, бреши, да не
забрёхивай!
– Ничего он не брешет, – раздался из недр дома голос
одной из сестёр. – Он себя-то не помнит, не то, что тебя. – Анята
вышла на порог и строго посмотрела на мальчишек.