Второе выражение это, типа как, обязательство принести благодарственную жертву – матаг.
Матаг (последняя буква произносится с украинским прононсом, как в слове «годi») есть жертвоприношением по случаю благоприятного исхода.
Например, если кто-то из близких очень болел, но выздоровел, или упал с машиной в пропасть, да жив остался, значит пора делать матаг.
Для матага годится любая живность, начиная от курицы и до барана, учитывая тяжесть грозившей беды и зажиточность жертвоприносителя.
И мясом жертвы нужно поделиться с родственниками и соседями; иначе это не матаг.
Впрочем, съедобность матага совсем не догма, для него даже и тряпки годятся, когда какому-нибудь нищему даришь поношенные, но ещё крепкие джинсы.
В этом-то и суть матага – отдать, принести жертву неведомым силам, что управляют судьбой, случаем, фортуной…
Разумеется, всякие левые жертвоприношения это прямой подрыв авторитета богов ведущих мировых религий, это наглый вызов и тень брошенная на их всемогущество .
Однако же, религии на личном горьком опыте убедились, что среди несознательной части верующих имеются привычки, искоренение которых неисполнимо – ты им хоть кол на голове теши! – вот и приходится закрывать глаза на всякие там «валентинки», подскоки через костёр, масленичные хороводы и матаги в том числе. Бурчат религии, но терпят.
Постоянное употребление сгладит всё, что угодно, и самонаибесподобнейшие выражения начинают применяться без осознания их смысла, просто как фигуры речи:
– Цавыд таним («я понесу твою боль»), ты ж за картошку мне не заплатил.
– Матаг аним («я принесу жертву»), 600 драмов сотенными монетками только что дал. Посмотри в своём кармане.
– Цавыд таним («я понесу твою боль»), я тут с утра торгую, в кармане этих соток уйма.
– Матаг аним («я принесу жертву»), второй раз платить не буду. Пить надо меньше!..)
Так что не удалось мне напиться из приплатанового родника, потому как в тени долгожителя полным ходом шёл раздольный матаг в два ряда столов для доброй сотни приглашённых, и оттуда раздался крик:
– Мистер Огольцов!!
А спустя шесть секунд седовласый верзила уже держал меня под руку нежной, но неодолимой хваткой и подводил к молодой располневшей женщине.
– Вы ж нам преподавали! Помните меня? Имя помните?
– Может, Ануш? – наобум попробовал я, к общему восторгу и гордости, что их Ануш и через много лет помнят по имени.