Солдаты растерянно тащили девушку от Фролова. Вокруг него снова замкнулся круг. Прихрамывая и оглядываясь, гремя цепями, пошёл по улице Фролов. Оглядываясь на Катю, которая горько рыдала, упав на крыльцо, окружённая любопытными.
Прихрамывая и вяло шёл Фролов нарочно, дурака валял. Остро, по-волчьи, поглядывал на конвойных. Видел, что мальчишки они, или солдаты из интеллигентов – в пенсне и неловкие. Нужно было только место удобное – дворы какие-нибудь проходные, заборы, штабели дров. Кандалы снять было пустяком: нашёлся добрый человек, будто бы белый, надзирателем в тюрьме нарочно стал. А был из роты Фролова – ловкач и человек преданный. Одели Фролову кандалы спиленные, всё подстроил друг верный.
Когда поравнялись с казармами на Суворовской улице, рванул Фролов кандалы, ударил обрывком одного конвойного по голове, толкнул другого, у третьего выбил винтовку и одним махом перепрыгнул через забор. Только и видели его в наступившей темноте. Постреляли по пустырю, потом оцепили со всех сторон – но ни живого, ни мёртвого Фролова не нашли. Сгинул.
XII.
– Что нового с Уральского фронта? – спросил Полунина его отец, бравый ещё старик, с копной седых волос.
– Плохо, папа. Наши армии отходят. Наметился прорыв. Генерал Каппель прикрывает отход со своими ижевцами и воткинцами. Это частные сведения: приехал один раненый офицер, рассказывал. Официально многое скрывается.
– Да, да, скрывается очень многое, – сказал третий собеседник – маленький, круглый человек, с бородкой клинышком и в пенсне. – Скрываются все те безобразия, которые творят ваши белые – и там, на фронте, и здесь, в глубоком тылу. Удивительно ли, что вас бьют, если вы порете крестьян, если ваши солдаты бесчинствуют, расстреливают, грабят…
– Ну, поехал наш эсер, сел на своего социалистического конька! – невесело улыбнулся Полунин. – То-то вы, эсеры, смогли бороться с большевиками. Бросьте, Николай Иванович!
– Боролись, боремся и будем бороться! – вскипел человек в пенсне. – Только не теми методами, которыми боретесь вы. Омск всё время взывает о помощи, бьёт себя в грудь и обещает населению демократический рай. А что на деле? Как же пойдёт крестьянин с вами, если его секут разные ваши карательные отряды? Вы обвиняете партизан в жестокости. Но разве эта жестокость, да и сами партизаны – не порождение всей вашей системы, с помощью которой вы не правите, а только восстанавливаете против себя население? Будьте справедливы, Саша, разве это не так?