Дуст бросился к кровати, а потом, спохватившись, к пузырьку со
спиртом, обеззаразить ладони. Руки его запорхали вокруг жены:
ощупывали пульс, проверяли температуру, поправляли трубки,
выводящие наружу продукты жизнедеятельности симбионта, аккуратно
меняли повязки. Стоило поговорить с женой, ответить на ее слова, но
они оба понимали как важно пробуждение в ней аппетита, пусть такого
капризного и эфемерного. Есть ей не хотелось уже давно и, бывало, в
кризисные дни Дусту приходилось едва ли не пальцами засовывать ей в
рот положенную для поддержания жизни порцию пищи.
- А ты помнишь, - первая нарушила заполненное звуками процедур
молчание Полина, - помнишь ту поляну, на берегу Камы? Ту, что мы с
тобой нашли самые первые, и думали, что она только наша?
Муж не ответил, но приподнял бровь, показывая, что слушает.
- И помнишь, как потом ее разведали другие люди и стали ездить
туда отдыхать, жарить шашлыки, пить водку и разбрасывать вокруг
мусор? Помнишь, как стало там неуютно, неловко, людно, и как даже
ночью приезжали туда парочки, и скоро не пройти стало от брошенных
прямо на землю у дверей машины презервативов? И как ты пытался
убираться, но они загаживали все снова, а мы с тобой все приходили
и приходили туда, пока не стало окончательно противно?
Было это так давно, еще в средней школе, что Дусту пришлось
приложить усилие, чтобы вспомнить. Но он вспомнил, и расплылся в
улыбке приятных воспоминаний.
- Каким ты помнишь то место? - жена шевельнулась, стараясь
повернуть голову и заглянуть в его лицо.
Улыбка сползла с лица мужа.
- Грязным. Мерзким. Люди портят все, до чего дотягиваются. Они
все там загадили собой.
Полина шевельнула пальцами, и Дуст взял ее за руку.
- Любимый, - голос Полины стал умоляюще-просящим, - ты же
знаешь, что это не сработает, что это бесполезно, что все зря, и я
только мучая тебя. Пожалуйста, любимый. Я не хочу остаться в твоей
памяти... Такой. Отпусти меня, отпусти сейчас, пока ты еще помнишь
меня прежней.
Пальцы ее вздрогнули и ослабли, а из груди вырвался стон боли.
Стонала она теперь редко, только когда терпеть уже становилось
невозможно.
Дуст выпустил ее руку из своей и потянулся к ножу. Умелым
движением он сковырнул плотную пробку с ближайшего пузырька с
зеленой слегка светящейся жидкостью. На нем красовалась надпись
22.46.17, по индексу эксперимента. Вчерашня доза из этой серии,
судя по всему, и вызвала у Полины это неожиданное улучшение.