- Давайте договоримся, Пана Борисовна, что ни про какие наши
дела по поводу вашего отъезда, в вашей квартире мы больше говорить
не будем! – я повернул голову на пассажирку и со значением на неё
посмотрел.
- Ты думаешь?! – в ответ округлила на меня глаза почитательница
Ленина и третьего Интернационала.
- Думаю! – подтвердил я, – И даже имею основания полагать, что
не только думаю, а знаю!
- Но мы же с Лёвой убежденные коммунисты! Мы заслуженные люди! И
никогда, ты слышишь, Сергей, никогда мы не дали ни единого повода
усомниться в нашей преданности партии! – вскипела профессор истории
с докторской степенью, воинственно поглядывая в мою сторону.
- Пана Борисовна, вам напомнить скольких своих беззаветно
преданных коммунистов ваша партия перемолола в своих жерновах? –
безжалостно остудил я пламенный монолог тетки. – Я понимаю, что вы
женщина много чего повидавшая и мало чего боитесь, но в настоящее
время мы с вами не на диспуте! Мы пытаемся спасти Льва Борисовича.
Так? – я опять глянул на Левенштейн.
- Так! – с тихой покорностью согласилась моментально осунувшаяся
Пана.
- А раз так, то и рисковать мы с вами не имеем никакого права! –
припечатал я, прекращая все пререкания, – А уж обкомовской квартиры
Льва Борисовича, это предупреждение касается в самую первую
очередь! И, если честно, дорогая моя, то я удивлен и обескуражен
тем, что мне приходится вам, опытной подпольщице, объяснять азбуку
конспирации! Стыдно вам должно быть, голубушка! – попытался я
улыбкой сгладить бестактность своей отповеди.
- Подпольщицей, Сережа, я была на оккупированной фашистами
территории! – гордо вскинула подбородок моя бесстрашная еврейская
тётка.
- Принято! – наклонил я в ее сторону голову, – Но все же
необходимые меры безопасности всем нам принять придется! Теперь
рассказывайте, как съездили и с чем вернулись? – ехать нам
оставалось менее получаса и я поторопил тетку.
Из рассказа Левенштейн выходило, что, хотя задуманную программу
по максимуму ей выполнить не удалось, но все же в главном она
преуспела.
Её старый кэпээсэсный товарищ, который находится на самом верху
партийной иерархии, ей таки помог. Выезд для лечения на ПМЖ ее
смертельно больному брату он пробил. В щадящем режиме и без
какой-либо обструкции со стороны родины-матери и карающего меча
партии. То есть, без выплат репараций и контрибуций за полученное
образование, ученые степени и за прочие блага. А также без
обязательной в таких случаях травли университетской партийной
организацией по месту работы. И, что совсем уж немаловажно, без
изматывающего давления со стороны гэбни. Но была и другая сторона у
этого договора с дьяволом. Пана Борисовна обязана будет не далее,
чем через девяносто суток вернуться на свою неисторическую родину.
Взамен ее заверили, что ей беспрепятственно будут раз в году
предоставлять право на посещение брата в недружественной стране. И,
если вдруг случится самое страшное, то заслуженного коммуниста и
орденоносца Левенштейн сразу же выпустят на похороны.