Так и случилось: Игорь читал Саньке оба письма вслух, даже те
строчки, где Танюшка упрекает его в том, что не подарил ей брачную
ночь, а ещё лучше бы оставил ей ребёнка – не тосковала бы тогда
она, некогда было.
Читая письмо Маринки, Игорь запнулся в том месте, где она пишет,
что Алёнка ждет ребёнка. Он почему-то думал, что она нравится
Саньке, а он – ей. Но, видимо, предпочла спокойную жизнь со своим
Витьком. Он неплохой, в общем-то, парень, балабол только.
Эти два листочка, написанные торопливым женским почерком, смогли
унести его мысли через горы, туда, где светились теплом окна и
глаза любимой девушки. Видел Игорь и мать, дрожащую как осиновый
листок, понимая, что если не вернётся, то и они с отцом на белом
свете долго не задержатся.
Санька с молчаливой полуулыбкой слушал нехитрые строки о той
жизни на гражданке, и всё ему казалось немножко наивным, но уходить
от друга не хотелось, он как будто ждал чего-то ещё.
И дождался. Значит, замуж та глупышка вышла, и уж ребёнка успела
смастерить. Кольнуло что-то в груди неумолимой досадой, но он
отогнал от себя эту мысль. Спать надо: не знай, когда опять
поднимут…
Спроси кто Марину, почему она не написала Саше, что ребёнок у
Алёнки от него, она не ответит. Любила она подругу, но летом, когда
Санька приглашал Алёнку на танцы чаще, чем её, Марине хотелось,
чтобы та уехала куда-нибудь на это время или со своим Виктором ушла
в другую кампанию. Ведь есть же у них другие друзья,
обкомовские.
В этот момент забылось, что она всегда ценила в Алёнке её
простоту в общении, без всякого зазнайства. Маринка у них много раз
ночевать оставалась и объедалась икрой из пайков или колбасой
копчёной «салями» – её только обкомовским и давали, в свободной
продаже нигде не было. И списывать Алёнка давала, если Маринка
зачитается романом и уроки не сделает.
Домашним она не сказала, что стажироваться пошла на хирурга.
Вдруг война не кончится – она тогда поближе к Сашке может
оказаться.
Марина опять не попрощалась с Алёнкой. Даже по телефону. И от
этого гадко было на душе, как будто она предала свою лучшую
подругу.
Если вдуматься, то звучит очень страшно: они
привыкли к войне. То есть если два-три дня не было боёв, то
наваливалась тоска. Хотелось чего-то: или напиться, или обкуриться
чарсом. До наркотиков они ещё не дошли, а за водкой, отвратно
пахнущей и такой же противной на вкус, надо было лететь к
духанщикам на вертолёте по обстреливаемому пространству. Обломки не
одного вертолёта валялись среди каменистого ущелья – не все они
после этого вновь вылетали на боевое задание.