Я стояла посреди просторного зала,
все стены которого были увешаны тёмно-зелёными гобеленами с весьма
странным узором, состоящим из хаотично расположенных вертикальных и
горизонтальных линий и точек.Передо мной на небольшом возвышении на
широком каменном стуле, внешне весьма напоминающем трон, восседал
тот самый мужчина в зелёном ханьфу, что только что навещал меня. Он
негромко заговорил, и хотя ни одного его слова не было мне понятно,
я почувствовала заинтересованность. Мой рот сам собой открылся, и
из него вылетели слова, значение которых я не знала, да и голос
принадлежал явно не мне, а моему надзирателю – несмотря на его
немногословность, я слышала его речь достаточное количество раз,
чтобы суметь узнать.
Картинка внезапно сменилась. Я сидела
на невысокой табуретке возле постели и смотрела на неимоверно тощее
детское тельце перед собой. Тревога ледяной рукой сжала сердце.
Сняв перчатку, я обхватила запястье девочки: моя собственная ладонь
засветилась бледно-голубым. Спустя мгновение сердце кольнуло острым
разочарованием. Тревога лишь усилилась.
Картина вновь сменилась. За окном –
глубокая ночь. Я сидела за столом и разбирала какие-то книги, все
страницы которых были исписаны вертикальными и горизонтальными
палочками с точками – по-видимому, разновидность местной
письменности. Сердце бешено колотилось в груди от страха. Повернув
голову, я бросила взгляд на девочку на кровати: её кожа приобрела
нездоровый серовато-зеленоватый оттенок, глаза и щёки окончательно
запали, и если бы не грудь, медленно поднимавшаяся и опускавшаяся
под одеялом, ребёнка вполне можно было принять за труп. Я ощутила,
как чувство собственного бессилия затопило сознание, а затем его
внезапно сменила отчаянная решимость. Отложив в сторону все книги
на столе, я вытащила из-за пазухи ханьфу свиток, перевязанный
чёрной лентой. Страх ядовитой змеёй свился в груди. Дрожащими
руками я сняла ленту и очень внимательно изучила содержимое свитка.
И снова страх, природу которого я не могла понять – видимо, потому
что он принадлежал человеку, чьими глазами я смотрела в этот момент
на мир.
Дважды перечитав свиток, я поднялась
на ноги и принялась расхаживать по комнате, не в силах усидеть на
одном месте. Мысли на незнакомом языке роились в голове, точно стая
взбешённых ос. Наконец, решение было принято. Вытащив из ножен на
поясе кинжал, я сделала неглубокий надрез на ладони, после чего
приблизилась к кровати и собственной кровью начертила на лбу
девочки несколько знаков: три вертикальные черты друг за другом,
три точки в форме треугольника и две горизонтальные линии, а над
ними – точка и короткая вертикальная черта. Завершив свои
художества, я положила неповреждённую руку на грудь девочки и
произнесла длинную фразу – по всей видимости, какое-то заклинание.
Моя ладонь равномерно светилась голубым. Пару минут ничего не
происходило, а затем тело ребёнка охватило слабое, едва различимое
сиреневое сияние. Я почувствовала облегчение, за которым где-то
глубоко внутри всё ещё скрывалось лёгкое сомнение, приправленное
изрядной порцией страха.