И подумать только: низкорослый такой крепыш, с вьющимися когда-то волосами, теперь – одни залысины – и такой густой, как из трубы, голос. К нему снисходительно относились и в Зализничном райкоме комсомола, где он был заведующим, а потом и секретарем по рабочей молодежи, и позже, в горкоме, и в партийных органах, называя вечным инструктором.
– Валя, – заорал он, едва положив трубку, – ну где же ты утром был, я тебя ждал до четверти девятого! Ты только посмотри, что газета наша пишет! Неужели Горбатый их так прихватил? – протянул полосу, подчеркнутую красным карандашом.
«Вот как раз делать нечего, как тебя ждать, киоскерша знакомая оставила «Огонек» свежий и «Московские новости», если не выкупишь – оторвут с руками. Теперь в обед бы от тебя оторваться, Коля Воробей из отдела пропаганды обещал листок из «Саюдиса» дать почитать – о пакте Молотова-Риббентропа. После этого дурдома – какое счастье побыть одному, пройтись, подумать, поразмыслить о прочитанном и услышанном. Ты же со своим нытьем про то, как компартию зажимают, все настроение испортит!»
А вслух сказал:
– Да ты бы наши газеты посмотрел, молодежные, например. «Козу» или «МУ»[2]. Одна ведет дискуссию про цвет флага, другая – интервью с Черноволом печатает.
– Придурки, бля, во всю голову, на фиг, да ты читай, – Иван, как всегда, не слышал собеседника.
«Правда» критиковала один из горкомов партии в Одесской области за то, что молодому священнику, отцу Дионисию, не разрешили справить молебен при захоронении обнаруженных местными комсомольцами могил солдат, погибших во время войны.
– Ну что, блин, понял, как партийные кадры своя же родная газета по мордасам хлещет! Еще Ленин говорил, насколько вредно заигрывание с Боженькой. Я вот что не пойму, Валя. Горбач, ети его в душу, раз семь уже собирал главных редакторов, выволочку им, козлам, устраивал, с наших партийных позиций, на день-два успокаиваются, а потом – опять пуще прежнего. Вот скажи, как такое может быть?
– И все это льется потоком, – на всякий случай поддакнул Валя. Снова зазвонил телефон Ивана, но уже другой – домофон, «матюгальник», как они его называли между собой. Прямая связь с заведующим отделом. Бабенко среагировал в стиле, которому позавидовал бы прославленный вратарь киевских динамовцев Евгений Рудаков.