Тут его внимание привлекла парочка, которая, как и он гуляла по саду:
– Ба! Тётушка с дядюшкой, ну теперь есть на ком сорвать своё скверное настроение и выпустить пар. Берегитесь, родственнички, вы ещё не знаете Королькова.
Он решительно направился в их сторону. Берг, который до этого не отходил от него ни на шаг, заметив приближающихся, зашипел, как кошка, и спрятался за Вовку.
– Ничего себе, даже леопард их боится, – подумал Вовка, а вслух произнёс. – Тётушка, дядюшка, дайте-ка, я вас облобызаю, – он широко расставил руки, чтобы в его объятия вошли оба родственника, и обнял их так, что у них захрустели кости. Берг во время этой сцены, вообще, испарился, его нигде не было видно.
– Родные мои, дайте, я вас покрепче обниму, – продолжал Вовка, не выпуская их из своих объятий. – Если бы вы знали, как я вас люблю, как обожаю, так бы и держал вас в своих руках и не выпускал.
– П-прекрати, В-вольдемар! – завизжала тётка. – Прекрати немедленно! Это ещё что за глупости? Ты спятил?
– Кто спятил? – удивился Вовка, выпуская пленников из своих объятий. – Что значит спятил? Неужели я не могу обрадоваться своим любимым родственникам?
– Ничего себе обрадовался, – прохныкал дядя, – потирая затёкшую шею, – Я уж думал, что смерть наша пришла, ещё бы минута такой радости, и я бы испустил дух.
– Ну, дядя, не преувеличивай, экий ты неженка, я же от души. Кого же мне и обнимать, как ни вас? – произнёс Вовка.
– Ты лучше девок своих так прижимай, – прошипела тётка. – Они от тебя быстро сбегут.
– Я не понял, это что шутка, или ты на полном серьёзе разговариваешь со мной в подобном тоне? – грозно произнёс Корольков.
Дядюшка от страха аж присел:
– Что ты, что ты, дорогой племянничек, разве ты не знаешь свою тётушку? Она всегда так разговаривает.
– Разве? – удивился Вовка. – Раньше мне казалось, что она разговаривает со мной без грубости, а сегодня прямо какая-то грубиянка. Я всё папе расскажу.
Дядюшка уже не присел, а просто сел на ровно подстриженный газон, а вот тётушка, надо отдать ей должное, попыталась выкрутиться и заговорила елейным голосом:
– Вольдемар, мальчик мой, ну что ты прямо как маленький? Какой папа? При чём здесь папа? Никто не собирался тебе грубить. Ты же знаешь, это у меня голос такой, грубый. А тебя просто обожаю. Неужели я могу обидеть тебя, сыночка моей умершей сестры? Ты же мой единственный племянник. Неужели будешь жаловаться на свою единственную тётушку?