Однако ж среди этих ржавых гор бодро вышагивала высокая и статная женщина преклонных лет. Дама резко контрастировала на фоне грубых обломков своим нежнейшим, цвета сирени, платьем, уходящим до земли и распространявшим вслед за ней шлейф-хвостик. Посеребрённую голову венчала изящная белая шляпка с широкими полями, украшенная шёлковыми цветами и кружевом. Опиралась таинственная незнакомка на длинный зонт-трость, пестрящий смачным малиновым соком. Женщина шла одна, уверено и хорошо зная дорогу.
Дом вырос перед дамой, недружелюбно пялясь на незваную гостью пустыми глазницами мёртвых окон, дым продолжал извергаться из трубы чернотой, которая моментально растворялась в воздухе. Не раздумывая, женщина постучала в деревянную дверь крючком рукояти зонта, каждый стук отчеканился на поверхности тёмной вмятиной.
– Открывай! Я знаю, что ты дома! Нечего прикидываться глухой! Я никуда не уйду, слышишь? – Гостья нанесла ещё пару крепких ударов, дом еле видно сотрясся.
Из домашней тишины зашамкали торопливые шажки, послышалась суетливая возня с замком и дверь нехотя отворилась, выставляя на свет божий старушку в замусоленном фартуке, поверх видавшего виды фланелевого платья в крупный цветок. На вид хозяйке домика было не больше семидесяти, короткие белые волосы кудрявились от химии, а маленькие точки-глазки под отёчными веками на круглом лице, недоуменно взирали на пришелицу.
– Что происходит? Почему вы дубасите в мою дверь? Кто вы так…, – начала было возмущаться старушка тихим и жалобно-слезливым голоском, но гневный взгляд дамы просверлил насквозь и заставил отступить вглубь дома хозяйку, не дав и продолжить.
– Сейчас ты всё поймёшь, хитрая лиса, сейчас ты всё вспомнишь у меня и поймёшь. – Голос женщины в сиреневом платье угрожающе нарастал; она переступила порог, не сводя глаз со старухи и морща нос – дом изнутри пропах пылью, плесенью и гнилью. – И хватит меня дурачить своим безобидным видом, снимай с себя ложную личину и верни себе прежний лик!
Гостья направила зонт на старушку и резким нажимом раскрыла его, обдавая сжавшуюся хозяйку кислотным малиновым сиянием. Когда зонт вновь вернулся в сложенное состояние и мирно встал подле своей спутницы, со старушкой произошли ужасающие метаморфозы. Её кожа посерела в тон жилищу, лицо обмякло и провисло, высохнув и скукожившись в глубоких морщинах, спина изогнулась в громадном горбе, сушёные руки увенчались длинными крючковатыми грязными когтями, а глаза стали птичьими, словно у совы и угрожающе сузились.