Спешившись, Толлуман привязал поводья
упряжки к дереву. Собаки безошибочно поняли, что выдался отдых, и
улеглись на снег, наблюдая за тем, что происходит вокруг.
Парни взяли с нарт мешок и длинный
шест с металлическим крючком на конце и направились к реке. Позади
что-то противно заскрежетало по нервам, звук был такой, как будто
наждаком по стеклу провели. В тот же миг, неведомо откуда взявшись,
над головами парней пронеслись два огромных серых крыла. Большущий
кречет, тяжело махая крыльями и издавая протяжный писк, летел над
рекой в сторону леса и там же исчез, слившись с серыми красками
деревьев. Но не надолго. Снова он появился в белом просвете, будто
материализовался из небытия. Повернул обратно и начал уже молча
пикировать в сторону оторопевших парней. С шумом пронесся рядом,
ударив в их лица воздушной волной, и словно испарился в ярком
солнечном свете.
Тимофей отшатнулся, с трудом устояв
на ногах, а вот Толлуман не удержался и завалился спиной на снег,
испуганно выпучившись. Его привычно узенькие глаза-щелочки стали
круглыми, как блюдца.
— Фу ты, бестия! И откуда же ты
взялся? — испугавшись, выругался Тимофей. Оглянулся назад и, не
увидев птицу, добавил: — И куда подевался?
— Не говори так! — поднимаясь на
ноги, Толлуман сурово погрозил Тимофею пальцем. — Здесь нельзя
говорить вслух такие слова. Духи природы на тебя рассердятся.
— Виноват, — улыбаясь, ответил
Тимофей. — Больше не буду.
Они подошли к самой воде, казалось,
кипящей в тех местах, где на поверхность вырывались валуны разных
форм и размеров. Толлуман скрестил на груди руки, закатил глаза
так, что из щелочек была видна только пугающая белизна глазного
яблока. Гортанным голосом заунывно затянул что-то на языке, похожем
на язык древних кочевых племен курыканов. В детстве Тимофею бабушка
иногда рассказывала мистические сказания о курыканах, их обычаях и
единстве с духами природы.
Тимофей, прикрыв глаза, попытался
слиться с окружающим миром, почувствовать себя единым целым с тем,
что его окружало. Мысленно попросил дозволения войти во владения
природы и воспользоваться ее имуществом, а именно взять из реки
рыбы для пропитания, а не обогащения ради.
Когда Тимофей вернулся к реальности и
открыл глаза, Толлуман уже тащил багром веревку, к которой была
привязана верша. Быстрое течение так и норовило утащить вершу
обратно в свои владения. Тимофей поспешил на помощь: ухватился
обеими руками за веревку и стал тащить. Как только верша показала
на поверхности воды, стало понятно, что заполнена она рыбой до
краев. Кряхтя и упираясь, парни тащили добычу на берег. Сняв
рукавицы, Толлуман отвязал крышку верши и подставил мешок.