— Это жопа, — подытожил я.
Впрочем, на деле все оказалось не так уж плохо.
Я — жив. Пока что, по крайней мере. А вот долго ли я пробуду в
этом живом состоянии — теперь зависит только от меня.
Орки боялись меня до усрачки, хотя и приняли довольно
гостеприимно. Ну а куда им было деваться? Представьте, что вы ждали
гостей — что вы убрали квартиру, накрыли богатый стол, поставили на
него дорогой коньяк, а к вам вместо гостей пришли сам Сатана с
Гитлером и Чикатилло.
Как вы отнесетесь к таким гостям? Явно без радости, хотя
напрямую вы своё недовольство им, конечно, не выскажете.
Вот так и орки относились ко мне. Они меня накормили
пережаренным и запредельно острым мясом и напоили местной брагой.
Брага была больше противной, чем пьянящей. По лопотанию
перепуганных аборигенов я понял, что в неё для вкуса добавляют
пальцы павших в бою орков — предполагалось, это делает брагу более
суровой и обеспечивает связь с предками.
Еще мне выделили личный шатер — не такой большой, как орочий
шатёр-мегаполис, куда я попал, а поменьше. Мой шатер был
одноместным, командирским. Его стены были расшиты яркими рунами и
рисунками орочьих трехноздревых пятаков.
Короче говоря, материальное обеспечение Избранного у меня
никаких вопросов не вызывало. А вот отношение...
Орки избегали меня, как чумного. Они боялись. Окончательно я
убедился в этом, когда отправился после обеда бродить по
лагерю.
Лагерь был огромным: он простирался на многие километры среди
какого-то то ли елового, то ли соснового леса, где орки нашли
убежище от кошмарных тварей под названием «люди».
И куда бы я ни шёл — везде я встречал лишь страх на зеленых
мордах. Стиравшие в местной речушке белье орчанки при моём
появлении просто разбежались, одна даже попыталась уплыть от меня
по реке в своём корыте.
Мелкие орчата, как только я подходил к ним, прекращали свои
странные игры, и бросались в стороны, визжа и хрюкая. Один самый
храбрый и маленький орчонок хотел запустить в меня каменюгой, но
его поскорее утащила его мать.
Мужчины реагировали иначе — они просто застывали от страха и
провожали меня суровыми взглядами. Судя по тому, как подрагивая,
втягивали воздух их пятаки, самцы тоже с удовольствием пустились бы
в бегство, но им не позволяла этого орочья честь.
О том, чтобы завести с кем-либо разговор, не могло быть и речи.
От страха орки теряли способность внятно говорить и переходили на
молитвы и хрюканье. Говорил со мной один только старый шаман с
непроизносимым именем: тот, по воле которого я здесь и
оказался.