— Что ж, я подумаю, — хмыкнул я.
В доме старейшин мне первым делом приготовили горячую ванну с
какими-то целебными корешками, а уже потом продолжили кормить.
Кормежка была убойной — на расстеленном на полу ковре мне подали
сразу десятки тарелок, полных мяса, фруктов, каких-то бурдючных
сыров и еще совсем непонятных блюд, которые даже трудно было
отнести к конкретным видам пищи.
Я ел осторожно, но жадно, сказывалась голодуха.
Сельская девка-алхимик тем временем смазывала чудодейственным
средством мои волдыри. Боли я почти не чувствовал, ящерицы явно
поднаторели в алхимии, так что средство было обезболивающим и
приятно охлаждало.
Сварено средство было специально для меня, сами ящерики ни в чем
подобном не нуждались, от солнца их защищала крепкая чешуя.
Вообще, насколько я уяснил, мои хлебосольные хозяева были
исключительно сильными, выносливыми и приспособленными к местному
миру тварями. Если бы они захотели — то развалили бы меня за
минуту. Но вместо этого меня кормили и опекали, разве что смотрели
теперь уже не с религиозным экстазом — а с затаенной
ненавистью.
Я читал эту ненависть в глазах старейшины и его жен, которые
составляли мне компанию. Ящерицы периодически поглядывали на меня —
и в глубине их темных глаз я видел глубоко спрятанную ярость.
Значит, я все же ошибся. Я для них не бог. Даже не демон, а скорее
просто какое-то стихийное бедствие, навроде засухи или урагана. И
как от стихийного бедствия, от меня сложно защититься — можно
только переждать.
— Кушай, куш-шай, — подбадривал меня старейшина, — Куш-шай и
пей, человек. Это чессс-сть для нас. Да, чессс-сть...
Я не выдержал и поинтересовался:
— Хех, честь? А по вашим взглядам не скажешь. Мне почему-то
кажется, что моя компания не приносит вам удовольствия.
— Приноссс-сит! Величайшее удовольствие в жиссс-сни —
попотчевать человека!
Старейшина ящериц часто заморгал. Может быть даже расплакался
бы, вот только ящеры не плачут — тупо не умеют физически.
— Давай честно, друг, — потребовал я, — Ты же кормишь меня из
страха?
Старейшина аж вздогнул. Говорить честно с человеком он явно не
привык. Потом старейшина кивнул, и ярость в его глазах проступила
четче.
— Да. Ты прав, человек. Мы боимся. Но наш-ш страх оправдан. Если
с тобой что-то ссс-случится — прилетят другие люди. И вырежут все
наше поселение! А нам такого не нужно. Так что нашш-ша забота о
тебе — искренняя.