Может, потому что отец от горя слишком увлекся работой и, когда
расписывал храм с барельефами, добавил образ маленького пацана во
все возможные сюжеты. А, может, просто не наигрался парень и теперь
вот уже какую сотню лет безобидным потерянным духом бродил по
монастырю. Шугался инквизиторов, но они его либо не видели, либо
игнорировали.
Мы не разговаривали в прямом смысле этого слова — так чтобы
присесть на лавку и трещать, глядя друг другу в глаза. Я ощущал его
присутствие, мог сформулировать мысль и распознать четкий
ответ.
Когда я попробовал слиться с ним, как Мухой, произошло нечто
странное. Будто не он вселился в меня, а я в него. Без вылетов души
из тела, а так, будто канал переключили. Вот я смотрю на размытый
силуэт под потолком, а потом щелк, смена кадров и вижу уже тощего
себя на жесткой лавке.
С этого момента мне перестало быть скучно! Я не давил на Ромку,
слишком он был пуганый, но на несколько экскурсий все же
напросился.
Слетать в кабинет главного инквизитора, подслушать да
подсмотреть компромата не получилось, но местная тюрьма произвела
неизгладимое впечатление. Во-первых, я понял, что живу почти что в
пятизвездочном номере, а во-вторых, я первый раз увидел
Грешников.
Пусть издалека, Ромка опасался к ним приближаться, ограничиваясь
подглядыванием в окошко на общую камеру. Таких камер было три — без
мебели, только кандалы, вбитые в стены, и несколько «колючих»
розовых кристаллов, на которые даже Ромке было больно смотреть. А
узники, примерно по десять-пятнадцать человек в каждой камере
пытались максимально расползтись по стенкам, лишь бы оказаться
подальше от розового свечения.
Это были люди, только испорченные. Не как-то там метафорически
познавшие тьму, а в прямом смысле слова с кучей дефектов. Серая
старческая кожа, язвы, лопнувшие и засохшие кратеры от прыщей —
присутствовали у всех без исключения. Шрамы — губы, нос, уши — то
ли собаки покусали, то ли само от сифилиса отвалилось, в разной
степени дырявости было у каждого второго. А самые мерзкие еще и
щеголяли острыми короткими зубами. И я затрудняюсь сказать:
специально ли это подпилили, как в некоторых субкультурах делают,
или так действительно росло.
Выглядели они опасно. Сухие, поджарые хищники. И это не
истощение от плена и голода — они всегда такие. Из геймерского
прошлого всплыл образ лича, только берсерка-ветерана без посоха,
пафоса и странной элегантности.