Поужинав, Р. Все-таки переоделся и уселся на диван, положив перед собой бутылку рома. Подумав, он резким движением сорвал пробку и прильнул устами к бутылке. Напиток приятно обжигал горло и воспламенял все, что находилось у него под ребрами. «Какой прекрасный день» – со вздохом произнёс Р., обращаясь будто к нарисованному Наполеону. Ему хотелось танцевать, кричать во все горло и восхвалять все живое и неживое. Самое главное, что должно быть у творческого человека, что должно сопровождать его, идти ногу в ногу по канату жизни – это и есть вдохновение. Но это было не просто вдохновение… Р. никогда в своей жизни не испытывал подобных чувств… С этими мыслями господин отложил бутылку с ромом и мгновенно уснул.
Что-то непонятное заставило его продрать глаза глубокой ночью. Нагнетающая тишина напугала Р. и он попытался подняться с дивана, опершись на его спинку. Поднявшись с трудом он одел очки и включил висящий над его головой ночник. Комната была все та же, только имела более странный и одновременно с этим и уютный вид. Стены отбрасывали тени, которые скрещивались воедино, образуя узоры на расписном ковре. Пахло сыростью и фиалками. Но тут Р. резко задержал дыхание и принялся вслушиваться в мертвую тишину. Откуда-то извне послышался глухой женский голосок, который вскоре стал ещё более разборчивым. Это была песня, песня молодой девушки. Каждое слово, произнесённое и растянутое донельзя ею откладывалось в голове господина, едва уловимая дрожь её голоса робко стучалась в зашторенное окно. Высокий сопрано наращивал темп, звонкое пение озаряло тьму, озаряло все, что были ему не подвластно до этого момента. Певучий голос старательно растягивал каждый слог, играя произношением и словами в самом что не на есть хаотичном порядке. Но это все было настолько поразительно и прекрасно, что Р. схватился за грудь и сгорбившись смотрел на окно, облизывая пересохшие губы. Ему хотелось выйти наружу, взглянуть на обладательницу божественного голоса хотя бы одним глазом, чтобы уловить ее взор на себе и расплыться в беспамятном удовольствии и блаженстве. Пение отдавало некой грустью и горечью, но несмотря на это заставляло улыбаться и манило все ближе и ближе к двери. Но когда Р. затопал босыми ногами по скрипучему паркету, то голос неожиданно оборвался, тем самым влил обратно ту самую мертвую тишину. Господину хотелось ещё, ещё раз услышать. Даже не услышать, просто сесть и слушать то, как неведомое чудесное создание воспевает ему серенады, но как бы он не пытался вслушаться заново, заставить себя окунуться в ту атмосферу – каждая его попытка была тщетной и жалкой. Его будто лишили половины тела, без которого он медленно и мучительно погибал в океане тишины. Так он пролежал несколько часов, беспрерывно думая о ней и ее голосе, но под утро все же удалось уснуть.