– Это еще зачем?
– Надо.
– Думаешь, эти твои вломятся? Так нам тогда лучше вдвоем в спальне лечь. И забаррикадироваться.
– Нет, в спальне будешь ты один. Не спорь. Так умнее.
– Блин, ты в своем уме, Миха? Ночью тахту к дверям тащить, потом от дверей!
– Сделай, как я сказал. Так надо, понимаешь, надо! Так – надо! И вот что…
Миха снял с шеи шнурок, на шнурке висела черная флешка.
– Вот это возьми, спрячь. Если я… если, ну, ты понял… В общем, никому не отдавай. И сам туда не заглядывай. Уничтожь.
– Да ты в ЦРУ, что ли, завербовался?
– Хуже. Ну, иди, ложись. Только дверь завали чем-нибудь. А я – тут, на диване. В шесть, если все будет хорошо, уйду.
– И меня разбудишь?
– Ну, разбужу.
– И мне в шесть утра баррикаду разбирать?
Антон уже начал сердиться.
– Слушай, так надо, – Миха был неумолим. – Я в шесть уйду, и ты меня никогда больше не увидишь. Не могу я тебе ничего объяснить, понимаешь? И давай ложиться, а то ты вообще не уснешь. Оно тебе надо?
Словом, уговорил.
Антон подтащил тахту к двери, открывавшейся в спальню, загородил проем и уложил на ту тахту девяносто восемь кило веса. Будильник он поставил на без пяти шесть.
В это время в спальне еще было темней, чем у негра в желудке. Проснувшись от гнусного писка, Антон зажег свет и оттащил тахту. Потом он распахнул дверь.
Миха уже встал с дивана, зажег на кухне свет, чтобы вскипятить воду для кофе, и как раз стоял лицом к этой самой двери. Тут-то Антон и увидел наконец его лицо.
Оно раздалось вширь, поросло страшным черным волосом. И ноздри разъехались, и углы рта. Губы у Михи сделались лилово-красные, будто намазюканные помадой. Из-под верхней наползали на нижнюю два желтоватых клыка.
Антон не мог бы объяснить, как у него в руке оказалась табуретка. Вроде стояла у самого шкафа – и сама в руку прыгнула, что ли? Он замахнулся и застыл, готовый сию секунду треснуть Миху по голове.
– Ну вот, – сказал тот. – Теперь ты знаешь. Дурак я… надо было сразу уходить, а теперь…
– Эт-то что т-т-такое?.. – спросил Антон.
– Влип я, Тоха. Я, честное слово, не хотел, чтобы ты знал! И дверь тебе велел закрыть… ну, мы же за одной партой сидели…
– А если бы я не задвинул дверь тахтой?
– Ох, не спрашивай… Когда накатит – ничего не соображаешь, а я третий день в дороге… нельзя было, понимаешь, я держался. Если бы увидел тебя спящего – мог и не сдержаться. Ты прости.