Но я уже и сама справлялась. Стоило только сойти с проклятой
земли, как отлегло.
— Какая же я дура! Чего ради мы попёрлись через эту полосу?
— А как по-иному мы добралися бы до горы?
— Надо было через болота идти, — выдвинула я альтернативную
версию.
— Брось, Чернава. Тот, кто энту пакость придумал, наверняка
подстраховалси.
Спорить с лешим я не стала, понимая, что он, скорее всего,
прав.
Немного отдохнув, я попыталась помочь и своей спасительнице.
Расседлала её, сгрузила нехитрое имущество.
— Слушай, Силантий, а как ты мою лошадь назвал?
— Темнушка, а что?
— Я так и нареку её, — решила я.
— А, что, вполне подходящее имя. Можно и Тёмкой звать для
удобства, — согласился дедок.
Стоило мне утвердиться в своём решении, как на меня накатило уже
испытанное однажды чувство. Я торопливо начала шарить в мешке.
— Прости, моя хорошая, но мне придётся причинить тебе боль, — я
подошла к лошади с ножом. Её глаза смотрели на меня с безразличием,
обычно так бывает с теми, кто уже находится на пороге смерти.
— Эй, Чернава, мож, посля ритуал проведёшь? Боюся, не выдержит
лошадка-то...
Но я понимала, что выбора у меня нет. Или сейчас, или уже
никогда. Распоров свою ладонь, полоснула по спине лошади.
— Нарекаю тебя Темнотой, — прохрипела я.
Ритуал высосал те крохи силы, что во мне ещё оставались после
переправы. Кобылке пришлось ещё хуже. Её выгнуло дугой, истошное
ржание резануло болью по ушам, а потом лошадь забилась в
судорогах.
— Всё, — озвучил страшный приговор леший.
На моих глазах выступили слёзы, грудь сдавило чувством вины.
Я опустилась перед лошадью на колени и обняла её.
— Прости меня, Тёмочка, прости дуру бестолковую...
— Чернава, брось. Ей ты уже ничем не поможешь, а вот себя зазря
распалишь, — Силантий изо всех сил старался не дать мне скатиться
на самое дно пропасти самобичевания.
Я лишь теснее прижалась к лошадиному боку, будто могла для неё
ещё что-то сделать.
— Фр-р-р, — мои волосы обдало тёплым лошадиным дыханием, и вот
тогда я разревелась уже по-настоящему.
— И чего ревёшь, дурная? — спросил леший, сам тайком утирая
слезу. Чудо воскрешения даже такую чёрствую душу растрогало.
Моя кобылка преображалась на глазах. Да, осталась ещё худоба,
да, силёнок у Тёмки было маловато, но она уже стояла на всех
четырёх и копытом скребла землю, показывая, что готова к любому
пути. Мракобес обрадованно тёрся о ноги кобылы.