– Экселенц, – обратился Погадаев к истопнику, – а что, если…
– Что? – спросил Муромцев.
– Да нет, ничего, – отозвался Погадаев, отгоняя, как назойливую муху, глупую мысль повторить все как в первый раз.
– Нашел!!! – закричал Муромцев. – Ух!! – Все взоры обратились к нему. – Устроим ее продавать портвейн.
– Ура! – закричали все, кроме девушки, удивляясь, как это, в сущности простое решение не пришло в их головы.
– Работать я не буду из принципа, – сказала она.
– Может, один день, а то и того меньше придется работать, – успокоил Муромцев.
И тут же, придя в магазин, устроили все в лучшем виде. В «винном» была непрерывная текучесть кадров, так как, поступив туда на работу, продавцы либо спивались, либо попадали за решетку, сплошь и рядом практикуя одновременно и то и другое.
«Интересно, сколько продержится эта?» – подумал директор.
Рано утром, получив последние наставления от Муромцева, Рая ушла на работу.
– Не торопись, – сказал на прощание Муромцев, – клиент, как только почувствует укусы, все расскажет, если ты покажешь ему эту бутылочку.
– «По-ле-тань», – прочла по слогам Рая.
– Бери, бери, – пробурчал ласково Муромцев и не удержался, чтобы не шлепнуть девушку по круглой вертлявой попочке.
Директор, который всегда приходил на работу в пять часов утра, чтобы перемешать дорогие вина с разной дрянью, типа яблочной бормотухи, не на шутку встревожился, увидев через пять минут после него пришедшую Раечку. «Уж не из ОБХСС ли она?» – подумал он и заискивающе улыбнулся.
– Не из ОБХСС, не ссы, – сказала Рая, которая умела читать в мыслях любого подонка, как в своих собственных, и окатила директора взглядом, словно теплой мочой из тазика.
Директор устыдился своей слабости и пошел перемешивать вина, проклиная на чем свет стоит свой нелегкий неблагодарный труд, а девушка присела на прилавок и стала ждать.
Ровно в пять тридцать утра она увидела наконец того, кого ждала. В длинном, на ватине, итальянском пальто, купленном в комиссионке Тишинского рынка, широко ставя ноги в американских ботинках Goodyear, вразвалку подошел наш герой к дверям винного магазина и деловито сквозь стекло заглянул внутрь. По виду Окладова сразу нельзя было разобрать, фарцовщик ли он или молодой пьянчужка. Однако он держался уверенно, как патриарх московской епархии Никон. Увидев привлекательную девушку с голыми ногами, сидящую на прилавке, он приосанился, провел по коротко стриженым волосам крепкой загорелой рукой и поманил ее к себе.