— Прекрати, — холодно возразила я, поставив перед Конором чашку
с заваркой и пододвинув сахар и маленькую ложечку. — Никого я не
предавала, а если бы оборотень узнал, что я одна из членов банды,
так засадил бы в тюрьму. Мистер Торгест унюхал во мне мага иллюзий
и велел сотрудничать со следствием.
Другу я не рассказывала про кведи, это была только моя тайна, о
которой теперь знал сыщик. Даже если оборотень промолчит, то вскоре
правда выйдет наружу, когда душа не придет к полицейскому магу.
Тогда дознаватель вспомнит о кведи мистера Лоренса и обо мне, а там
люди начнут сочинять сплетни. Но пока... каким-то внутренним чутьем
я понимала, что не стоило болтать о сделке с душой дока.
— Ты что-то скрываешь, Шато. Я слишком хорошо тебя знаю.
Взгляд голубых глаз прошелся по моему телу, укрытому длинным,
теплым халатом. Девчонки в банде млели от Конора, я же всегда
оставалась равнодушной. Единственным, кто смог меня смутить и сбить
с толку, был оборотень.
— Выключи мачо, со мной это не сработает, — усмехнулась я.
Чайник засвистел, оповестив, что вода закипела. Налив себе и
другу кипятка, присела рядом с мужчиной. В кухоньку вмещались узкий
стол, две табуретки, плита и раковина. Я сидела впритык к окну, а у
Конора спина упиралась в дверь кухни. Больше двух человек просто бы
не вместилось.
— Ты всегда была холодна, даже ночью, — вздохнул Коннор. —
Иногда я думаю, что ты и не любила меня вовсе.
— В приюте не учат любви, — пожала плечами, невольно
дотронувшись до левого плеча, где скрывался уродливый шрам.
Он немного заходил на ключицу и спину. Поэтому никогда не носить
мне открытых платьев с короткими рукавами.
Кто был виноват в том, что пятилетняя девочка опрокинула на себя
кастрюлю с супом? Повариха, воспитатели? Я никого не винила:
любопытство сыграло со мной злую шутку.
Ту боль я помнила очень ярко, а потом полностью провал в памяти
— лишь участливое лицо доктора Лоренса. Тогда он спас меня в первый
раз.
— В приюте учат выживать, и я выживаю, как умею. Но даже у меня
есть свои принципы. Могу соврать, взять чужое, а вот предать —
никогда. И ты это знаешь, иначе бы тебя здесь не было, — заключила
я, откинувшись.
Подоконник слегка холодил спину, вызывая дрожь в теле. Или меня
так трясло от гнева и несправедливости?
— Шато, я тебе верю, и не только я. Есть люди в семье, которые о
тебе беспокоятся, именно они попросили предупредить о совете.
Подумай, как будешь себя защищать, что говорить, о чем лучше
промолчать. И не гляди на меня так сердито, я тебе не враг.