Как оказалось, баня представляла собой длинный коридор с шестью душевыми по бокам.
– В душевую заходим по три! – скомандовал старшина и уселся на стул возле входа.
Мы разделились на группы, и пошли мыться.
Душевая была настолько мала, что даже одному человеку было бы там тесно и неуютно. Мы раздевались, тёрлись друг о друга спинами. Один из пареньков в моей группе, со второго взвода, с волосами на спине, оказался к тому же ещё с ног до головы покрыт прыщами и краснеющими чирьями.
«І чаму менавіта гэтая пачвара трапіла разам са мной?!»
Я старался стоять от него поодаль, едва не прижавшись к стене, но крохотность площади всё равно позволяла касаться его шелуховатой кожи. Уж лучше бы я вообще не мылся…
И вот снова автобус, несколько минут города и пара прохожих; ворота закрываются и всё – наступает уныние и полная апатия.
***
Утром следующего дня у нашего взвода случился первый косяк. Мы шли на утреннюю пайку. От казармы до «стелса» было около пятидесяти метров. Мы прошли штаб, свернули за чифаном налево, прошагали несколько метров вдоль стадиона. Я увидел дома за чертой части. Было семь утра и в некоторых окнах горели огни, тёплый домашний свет и уют.
«Там, відаць, зараз хтосьці заварвае сабе каву, глядзіць тэлевізар, прагортвае навіны на кампутары, атрымліваючы асалоду восеньскай раніцы, няхай і не такой прыемнай, аднак лепшай за нашую».
Под счёт «раз-два-три», «выше ногу, убогие» мы выстраиваемся возле одноэтажного здания, из глубины которого пахнет едой. Шмель забегает по ступенькам, докладывает дежурному по штабу, что прибыл первый взвод карантина и по шеренгам, друг за другом, заводит нас в столовую. Внутри тепло и приятно. Мы вешаем бушлаты, опять выстраиваемся у входа в раздаточную и по команде направляемся за утренней порцией. Всё угнетающе-однообразно и немного уже начинает раздражать.
Не доев до конца, Гурский вскакивает с места и несёт свой поднос к отстойнику.
– С хуя ли ты подорвался, военный? – останавливает его Кесарчук.
– Так если мне не лезет, зачем давиться? – удивляется тот и заносит свою порцию.
По пути к казарме мы сворачиваем на общий плац, делаем там три круга, высоко поднимая ноги, потом сержанты останавливают наш взвод посредине и ещё минут пять мурыжат наши тела, заставляя становиться «смирно», «равнение направо и налево».