— Брэндон! Кто это? И почему оно исчезло?
— Это дагги. Насколько я знаю — нечто подобное есть во
всех существующих мирах. Вот, например, в вашем мире — есть
маленькие зверьки, которые водятся там, где бедность, грязь, отходы
и болезни?
— Есть. Крысы. — Я поежилась. — А эти — тоже переносят
всякие болезни?
— Да, но вам ничего не грозит — я же его сжег!
— Сжег?!.. — Я вспомнила голубую шерстку с оранжевыми
пятнышками. Фиолетовая морщинистая кожа на мордочке, правда,
оставила не самое приятное впечатление, но все равно стало как-то
не по себе.
И тут мы услышали, как чей-то хрипловатый, безжизненный
тихий голос проговаривал, как заведенный:
— Яся… Такая девочка хорошая. Понимаете… Такая…
девочка…
— Простите, что я вас побеспокоила, — раздался голос
Джулианы, непривычно мягкий.
Она стояла на пороге какого-то дома — те же обугленные
бревна, из щелей треснувших ступенек покосившегося крыльца
выбивались пучки серой травы и несколько тех самых цветочков,
которые я окрестила «маргаритками». Что-то маленькое и пушистое, на
этот раз ярко-оранжевое, шмыгнуло из приоткрытой двери и скрылось
под крыльцом.
Женщина, с которой разговаривала журналистка, была уже
немолодая. А может, просто выглядела так? Худая, сгорбленная, в
шерстяном сером платье, черных перчатках без пальцев и выцветшем
платке непонятного оттенка. У ее ног стояла деревянная кадка с
огромными лопухами на мясистых стеблях с красноватыми прожилками. Я
отметила, что одеты Джулиана и эта женщина были практически
одинаково. Смотрелось очень органично, но мне это не понравилось. И
Брэндону, кажется, тоже.
— Старшая моя… музыке училась, у маэстро Зорго Цума. Мой
отец еще был жив, дед ее. Дудочку ей на день рождения сделал.
Маэстро Цум отца уважал, — в голосе женщины были и гордость,
теплота, и… горе… — Понимаете… Нам не положено толком учиться, но
моя девочка была настолько талантливой, что… маэстро Цум взялся ее
учить, в память о моем отце.
— А… ваш отец? — тихо спросила Джулиана.
— Он делал инструменты. Деревянные. Дудочки, воги, айлы… А
прадед, мой дед, был настройщик. Так он рассказывал, будто его дед
настраивал рояль у самого императора, во дворце. — Женщина говорила
машинально, смотря перед собой мутным взглядом, ни к кому особо не
обращаясь. — А Яся… Ясенька… она… простите… простите
меня…