Через пять дней наша пёстрая флотилия вышла в море и почти
благополучно добралась до Гоа. Почти благополучно, потому что мы
потеряли наш флагман «Цветок моря».
Мы уже почти обошли Суматру, когда попали под встречные порывы
ветра. Нас погнало на мели острова Наси. Наши джонки, развернувшись
на месте, ушли от опасности, а тяжёлая и гнилая «Флор де ла Мар»
напоролась на риф и затонула. Ещё какое-то время её мачты торчали
над водой, но потом исчезли и они.
Я завалил свою джонку на обратный курс и с трудом справляясь с
ветром подошёл к месту крушения. Мы смогли спасти лишь тридцать два
человека из пятисот. Был спасён и Альбукерк. Очень хорошо в таких
условиях показала себя вёсельная джонка. Мотор, он всегда мотор.
Хоть и весельный.
Альбукерк так горевал, что мне пришлось споить ему все свои
запасы рисовой водки. От него я узнал, что на утонувшей каракке
находилось двести сундуков с драгоценными камнями и алмазами,
некоторыми размером с кулак. Это всё богатство предназначалось
Португальскому королю.
Мы с Людвигом не стали задерживаться в Индии, а высадив войска и
их адмирала в Кочине, ушли домой. Людвиг на запад к берегам Африки,
по прежнему пути, а я на юго-юго-запад к Мадагаскару, высчитанному
мной по вполне сформировавшейся у меня карте, собранной из многих
уже нарисованных до меня и моих знаний контрольных точек, углов и
расстояний. Мне в них важны были уже известные расстояния и
направления, которые я привязал к высчитанным мной координатам
открытых нами мысов и островов. Я решил проверить свою джонку в
океане, а Людвиг рисковать не хотел.
Я не лукавил, убеждая Афонсо Альбукерка в непротекаемости
джонок. Во время шторма решетчатые люки верхних палуб заменялись на
глухие с уплотнениями. Вода скатывалась с палубы в море через
отводные шпигаты и корабль выбрасывало из любой нахлынувшей на него
океанской волны. Паруса, даже частично повреждённые, держали ветер
и судно не теряло управление.
Меня поначалу раздражал боковой снос из-за фактического
отсутствия киля, но оказалось, что при грамотном рулении он
исчезал. Руль имел необычное перо. Его передний край выступал
сильно вперёд и частично заменял киль[1].
Зато маневренность и скорость моей «Чайки» были не соизмеримы с
европейскими или арабскими парусниками. У меня было шесть парусов,
из них три кормовых «бизани».