Пока стражники смеялись, в комнату зашел их старшина
и оборвал веселье.
— Эль-Саморен, к Вам гости. Поспеши. Вас ждут
в таверне напротив.
— Иду, — он отложил шлем и кольчугу
и направился к выходу.
— Эль-Саморен, Вы пойдёте в таком виде? — возмутился кто-то из
молодых.
— Эх вы, — старшина махнул, мол, не задерживайся. — Если там
чины, то пусть видят, что он служит, а если старые товарищи, то им
не вид нужен, — назидательно пояснил он притихшим подчинённым.
А бывший воин слышал объяснения, уже шагая по коридору
и гадая, кого же он встретит в таверне. Уже
начиналась осень, а до сего дня о нём никто
не вспомнил. Да и вспоминать-то было почти
некому — он почти всех потерял за последние
пятнадцать лет, да и дом ему не сильно рад. Все
выжидают, когда он смоет с себя позорные пятна...
— Вы долго, командир, — выбил
из задумчивости знакомый голос.
Эльф не заметил, как ноги принесли его в общий зал
таверны, а, оглянувшись по сторонам, увидел Эль-Ториса. Друг
больше не был излишне бледен, но лицо до сих пор
казалось болезненно заострившимся. Это радовало, то, что здоровье,
подорванное пленом возвращалось.
— Служба. Но и Вас я не ожидал, —
спокойно парировал он, садясь напротив. — Где Эль-Ренко
и Эль-Бондар?
— Один вернулся в армию, второй дома и вернётся нескоро. —
Эль-Торис пожал плечами, отодвинул полупустую кружку и махнул
рукой, подзывая разносчика. — Здесь есть комнаты для переговоров.
Поужинаем там.
Эльф легко встал, распорядился, чтобы подали заказ в снятую
комнату, и кивнул Эль-Саморену идти следом. Командир с горьким
смешком тяжело встал, опираясь о столешницу, и угрюмо последовал за
другом. Он чувствовал, что разговор предстоит не из лёгких, и
пытался смириться с тем, что будет, пока молча поднимался на второй
этаж, где в крохотной комнатушке, освещённой всего парой свечей,
уже заканчивали накрывать стол, окруженный тремя стульями.
Они выждали, пока за трактирными работниками закроется
дверь, но не спешили начинать беседу. Эль-Саморен
устроился за столом и притянул поближе тарелку,
а Эль-Торис отволок один из стульев к окну, опёрся
на него коленом и привалился виском к прохладному
камню стены. Они молчали долго, не решаясь начать разговор,
разделённые этими неделями сильней, чем если бы были
незнакомцами. Еда и вино так и стояли
не тронутые.