Наблюдатель - страница 24

Шрифт
Интервал


Старую сумку он сложил в пакет и плотно утрамбовал в мусорном ведре, прикрыв сверху туалетной бумагой. Стертые до дыр кроссовки задвинул за унитаз, сверху аккуратно уложил старую одежду. Затем спустил воду, вышел из кабинки, бросив короткий взгляд на коротко стриженого мужчину, вошедшего в туалет, вымыл руки, лицо и шею жидким мылом, пригладил короткие волосы и насухо вытерся бумажным полотенцем.

Перед тем, как покинуть торговый центр, он зашел в «Рив Гош» и салон связи, купил бейсболку, темные очки и китайский смартфон с пятидюймовым экраном.

Через полчаса через стеклянные двери действительно вышел другой человек. Бейсболка и очки скрывали лицо от палящих лучей и любопытной части прохожих. Запах пота сменился ароматом туалетной воды. Конечно, оставалась еще куча проблем, но глядя на проходившего мимо полицейского и не испытывая по этому поводу ни капли беспокойства, он вдруг осознал, что отныне время перестало быть его врагом. Более того – осталось сделать совсем немногое, чтобы оно стало его другом. Всего лишь несколько шагов – до ближайшего подземного перехода.

Но перед тем, как сделать эти шаги, он поднял лицо к небу, словно хотел поблагодарить солнце, ставшее сегодня его единственным союзником.

Говорят, во время жары работоспособность людей снижается как минимум наполовину. Взглянув на полицейского, вытиравшего платком потную шею у киоска с мороженым, он нисколько в этом не сомневался.


Эпизод 10


Оглушительный фальцет вонзился в уши, словно шило. Витя Пендраковский вздрогнул, пальцы быстрее заработали по клавиатуре. Удар по Enter и…

Программа выдала ошибку.

За его спиной стоял самый жуткий полицейский из всех, которых ему приходилось видеть. Огромный толстяк с белыми волосами, кудрявость которых не могла скрыть даже короткая стрижка. Гладкое, как у младенца, лицо цвета вареной колбасы и фигура, напоминавшая гигантского амура.

Вите хотелось оправдаться – ведь он всего лишь студент, но амур пресекал любые попытки говорить «не по делу». Крохотные поросячьи глазки под изогнутыми бровями гневно сверлили его тощую фигуру. Умопомрачительный внешний вид венчал голос: жуткий и невероятно пронзительный фальцет оперного певца с недостижимым для мужчины тембром. Амура он, впрочем, ни капли не смущал. Казалось, он был даже рад необычному орудию, которым наделила его природа.