– Сейчас об этом и думать нельзя, – сказал Мориньер. – Глупо развязывать битву, когда нет ни единого шанса выйти из неё победителем!
– Но вы должны понимать, – возразил ему тогда Филипп, – что, высказавшись таким образом, вы выступите против чаяний Людовика. Вы должны знать, что ваш драгоценный отец Лалеман, пользующийся немалым доверием короля, уже обещал государю продолжать войну с англичанами и препятствовать всеми силами развитию английских колоний, несмотря на то даже, что Франция в данный момент официально не воюет с Англией. И это обещание было встречено его величеством с восторгом.
– Я знаю, – кивнул Мориньер. – Но что значит – продолжать войну? Какими силами? С какими результатами? Обещать подобное – значит не обещать ровным счётом ничего. Осыпать его величество клятвами и посулами – не значит исполнить их. Однажды каждому из нас придётся отвечать за свои слова. И отцу Лалеману – в том числе.
Мориньер говорил и говорил, приводил примеры, сбивал Филиппа с толку цитатами, забрасывал цифрами. Филипп же думал только об одном: будет очень трудно убедить его величество, что в данном случае не начинать войны – есть лучший способ одержать победу.
Людовик пылал нетерпением. Он мечтал о славе. И рассчитывал на то, что его доблестные французы проявят себя героями.
Тогда, дослушав Мориньера, Филипп спросил:
– Неужели вы осмелитесь написать всё это его величеству?
Тот взглянул на него удивлённо:
– Разумеется. Неужели вы бы не осмелились?
*
Кажется, и епископа теперь интересовал этот же вопрос.
Монсеньор де Лаваль смотрел на Филиппа внимательно.
– Вы в самом деле готовы защищать эту точку зрения перед нашим королём? – спросил мягко. – И вы уверены, что его величество одобрит заключение мира с ирокезами, если такового нам удастся добиться?
Филипп посмотрел в глаза епископу. Решил быть честным.
– Нет, – ответил. – Не уверен. Но довести информацию о необходимости этого до его величества готов.
Произнеся последнее, он нахмурился едва заметно.
Филипп чувствовал себя ненадёжно – как если бы шагал теперь по морскому берегу, по зыбкому, насыщенному водой песку. Остановись только – и песок затянет тебя вовнутрь, поглотит – не из злобы, а из одной своей природы.
Он по-прежнему не был до конца убеждён в правильности выбранного решения. И понимал, что, предпочитая теперь одну точку зрения другой, выбирает не только между войной и миром, но между королём и другом. И это, второе, было для него мучительнее и… важнее первого. Не будь здесь Мориньера, не окажись тот в непростом, больше того, опасном положении человека, попавшего в опалу, не настаивай тот теперь на непременном заключении мира с ирокезами… Не объяви Мориньер о своём безоговорочном стремлении идти в этом решении до конца и столь же безоговорочном намерении поставить его величество об этом в известность, Филипп предпочёл бы скорее броситься в битву и умереть, нежели противиться королевским ожиданиям.