Достойное шёпота у него было всё. Волосы, спускающиеся спокойными чернильными прядями с одной стороны, по странной усмешке природы падали непослушными каштановыми локонами с другой, а сзади выбивался рыжеватый клок, про который Бу долгое время даже не знал. Ему рассказала об этом женщина, одна из тех странных существ, что попадали в его жизнь настолько фантастически редко и непонятным образом, что Бу честно не мог вспомнить, откуда они приходили и куда потом девались. Так вот именно одна из них однажды сказала Бу, что сзади у него колосится объёмная и сильная рыжая прядь, похожая на спрятавшуюся в голове безбожную мысль недавно сгоревшего еретика.
Его лицо могло поразить любого художника или поэта, заставляя создавать непонятные простому человеку сюрреалистические сюжеты, поскольку обычные люди считали Бу либо уродом, либо забывшим снять грим чудаковатым артистом. Его высокий лоб мыслителя чистыми висками переходил в монгольские скулы и раздавленный нос воина, под которым, между впалых щёк аскета, откуда-то взялось чудо красивейших в своей пластике губ, всегда сжатых капризно или упрямо, подтверждавших уверенность сильного, но очевидно женского подбородка. Даже глаза Бу светились различным цветом, серебрясь голубовато-серым справа и затягивая в дыру практически угольного левого, который однажды вспыхнул угрюмым красным, когда оказалось, что его левый сорок третий размер перешёл в сорок четвёртый, а это уже вообще чёрт знает что.
Мускулистые сухие руки оканчивались длинными пальцами музыканта, а кожа тела менялась от почти смуглых лица и плеч, опоясывая его грудь розовеющей на солнце светлой полосой, до мраморных разводов на разных по размеру ступнях. Это была внешность человека, которого очень безалаберный создатель торопился сшить из того, что было под руками, и Бу часто сам подолгу разглядывал своё отражение, вглядываясь в разноцветные глаза, пока однажды вечером, без сил понять причину и смысл своего существования, его не скрутила жуткая в своей мрачности депрессия, и он, широко размахнувшись, просто разбил зеркало кулаком. Порезанная рука болела потом недолго, но через несколько раны полностью исчезли, странным образом заменив когда-то матовую тёмную кожу на прозрачную кальку, под которой пульсировали голубые дорожки вен.