– Это каких?
– Звёздочек на Земле.
– Ха! Это мило, но прошлый век!
– Быть современным – банально.
– Хочу фото из космоса.
– Своё?
– Да нет там никаких таких систем! Нет же?
– Не знаю, милая. Не знаю, что там есть, кроме пустоты.
– Здесь её тоже полно, даже больше, чем там.
– Нам пора.
– Но это же недолго!
– Надя?
– М?
– Я тебя люблю.
Небо было так близко, словно, вытянув руку, можно было задеть его, и оно лопнет как мыльный пузырь, а звёзды посыплются огромными каплями. Любовь к небу научила его терпеть безответные чувства, которые наполняли его душу каждую ночь. Но с момента их знакомства прошло уже немало лет. И теперь он не боялся протягивать руки к нему – всё равно не достать. А между ними ещё было стекло окна. Непреодолимая невидимая граница, которая нарушала единство. Он молча озирался по комнате в поисках нового вдохновения или мысли, что могла бы увести его по другой тропе. «Слабость» или «сладость»? Поменяй только букву. Чтобы не упустить крошечную, как птичий паёк, идею, он стремглав летел к столу и записывал её карандашом на бумаге – его можно стереть и не следа не оставить за собой.
Книги. Он не просто любил читать их. С неподдельной нежностью он листал их тонкие и мягкие, словно кожа девушки, странички. Когда-нибудь его мысли также напечатают на сереньких листах двенадцатым кеглем. Но слишком много времени прошло с момента их знакомства. И, быть может, он стал забывать. А там, где раньше было полно – теперь пусто и зияет чёрная дыра, которая впитывает в себя все чувства… Скорее, она, как бездонная пропасть, забирает всё, и ничем её не заполнить. А ведь ему так хочется, чтобы его талант оценили, чтобы он, придя домой, распаковал первый экземпляр книги, вдохнул запах типографского клея, прохрустел страничками, спрессованными огромным станком, а затем, наслаждаясь совершенством чёрно-белых страниц, поставил своё творение на полку. Но нет. Стены остаются молчаливыми, даже когда в них летят вазы или тарелки, они никогда не говорили и не проронят слова ни завтра, ни через месяц, ни через тысячу лет.
За окнами пугали ночь огни фар автомобилей, водителем которых плевать на лёгкость его слога, выражение мысли, её полёт, метафоричность текста, филигранную очередность букв, сложенных в слова, как дом – кирпичик к кирпичику, также плевать, как мужчине, который, вырвавшись от исполнения мужских обязанностей затянуть сигарету на балкон, сплюнул вниз. Смачный плевок громко разбился об асфальт, потревожив ночную тишину. Должно быть, с таким же звуком расплющился бы о землю и писатель. Но смелости хватает лишь на то, чтобы презирать других, убивая чужой энтузиазм едкими фразами из историй именитых авторов.