– Почему нельзя зарядить их здесь? По-моему, Филипп, это паранойя.
– Завтра мы либо разбогатеем, либо сядем в тюрьму. От слаженности наших действий зависит исход. Миша, я тебя прошу, начиная с этой минуты, проснуться и мобилизоваться. Поверь, когда по нашим следам пойдут профессионалы, ты поймешь: лучше было перестраховаться. С точки зрения здравой логики, выключенный телефон не должен передавать сигнал на вышку, но я неоднократно слышал, что даже будучи выключенным, он в определенный промежуток времени посылает какой-то импульс. Отсюда вывод: батарейки вставлять нельзя. Я никогда не проворачивал такое, но уверен: даже если всё пройдет как по маслу, мы вернемся уставшими и потрёпанными. И в наших же интересах не оставить ни малейшего следа, ни единой чертовой зацепки, дабы не мучить себя тяжелыми раздумьями. И кстати, провернуть дело – еще не значит закончить: искать нас будут и потом. И, боюсь, даже не полицейские.
Миша не смог возразить столь здравой аргументации. Его друг определенно встал на волну преступного куража.
– Елки палки, забыл! – Филипп сел на стул и устало склонил голову. – Лыжную шапочку, черт ее дери! – Посмотрел на часы: – Магазины закрываются, не успею! Придется завтра.
Мешок полез в шкаф и стал рыться в пакете со своими вещами. Через мгновение у него в руках оказалась шерстяная шапка черного цвета.
– Моя старая запасная шапка. Прорежем отверстия для глаз – и готово. Сейчас пойду в кафе, заряжу мобилы, а когда вернусь, нам до следующего вечера лучше вообще носа на улицу не показывать.
Ночью холодный ноябрьский ветер пригнал снег. Утром Филипп проснулся и сразу подошел к окну. Может статься, это его последнее утро. Он отдавал себе отчет, на какое серьезное дело отважился. Страха, неуверенности или сомнений он в себе не обнаружил: напротив, в нем тлело желание восстановить справедливость. Наблюдая за редкими прохожими и машинами, он задал себе вопрос: насколько плох его поступок с точки зрения этики? Но, поразмыслив, счел его бессмысленным. Мы, люди, ежедневно покушаемся на мораль, ходим по её грани. Но кто задает эти границы? Бесспорно, принудительное изъятие собственности – это плохо! Однако если при этом никто не страдает, ограбление относится к самой легкой категории преступлений.В моем случае всё проще: разве можно считать ограблением возврат собственных денег? Я не собираюсь причинять жлобу вред – хотя уверен: за ним числятся поступки, за которые его следовало бы расстрелять. А мы этой ночью собираемся лишь немного его потрясти. Разве он после этого обеднеет?