— Сделал так, чтобы эти гниды никогда вас не нашли. Тебе повезло, что сегодня отменили перелеты из-за грозы. Но я опоздал, Фортуна. Мне доложили о вас слишком поздно.
— Какие еще гниды? Прекрати манипулировать мной!
— Да что ты за баба такая?! Быстро остановилась! Фортуна, лучше не зли меня! Прекрати эти игрища с беготней!
Вспоминаю наш секс и синяки после. Громов способен разорвать душу в клочья. Утопить в чувственных ласках. Заставить захлебываться от удовольствия. Но у него есть и другая сторона. Он может уничтожить. Раздавить, как муху, и бровью не повести. Он не из нежных романтиков. Он хуже самого дьявола.
Громов до хруста сжимает кулак. Срывается с места.
— Хочешь, чтобы я зря потратил время? Ладно, я позвоню своему бойцу. У меня-то рука не поднимется, но вот он настолько хорош, что завтра утром ты будешь работать на Аляске. Козлам топить за грамотность. Оденься потеплее.
Не знаю, что бы сделал со мной взбешенный Громов, однако лязг замка снаружи останавливает нас обоих. Дверца в кабинет открывается. Я запахиваю испорченную блузку. Сначала встречаюсь взглядом с ошарашенным директором, но уже через секунду мой теплый мирок на глазах рушится по крупицам. Я забываю, как дышать. Говорить. Существовать.
— Мама!
Аришка забегает в кабинет. Радостно размахивает досточкой с выжженными каракулями.
— Доченька, милая, иди сюда.
Хватаю ребенка, прячу за спиной. В ужасе смотрю на Громова.
— А кто этот дядя?
Неукротимый еще мгновенье назад Громов за долю секунды меняет угрожающий тон:
— Я, — и мне и директору видно, насколько сложно даются слова мужчине, — друг. Твой и мамы.
Арише весело. Дочка общительная. Беззаботный ребенок. Она даже представить не может, что за человек непрошибаемой скалой возвышается напротив.
— Как тебя зовут?
— Артём.
Вот это да. Вот это новость. У нас Арине скоро семь лет исполнится, а я только узнаю его имя. Мне лично представиться Громов не соизволил. Хотя я спрашивала. Дочка обнимает меня, щекой прижимается к боку. Стесняется, но выглядывает:
— На! — протягивает поделку Громову.
А меня словно из ведра окатили. На морозе. И босяком пробежаться заставили. Дыхание перехватывает, кожу щиплет.
— Нет, Громов, не приближайся!
Пячусь, осторожно подталкивая дочь к выходу из кабинета. Мужчину будто незримыми цепями сковала моя фраза. Он хочет подойти, но опасается напугать Аришку.