Тогда мне только исполнилось четырнадцать. Я неверно поняла
слова отца и решила укрепить свои позиции, заставить его полюбить
меня. Показывала ему свои лучшие рисунки. Он на них толком даже не
смотрел. Пыталась нарисовать его. Но после брезгливой гримасы,
поняла, что мне не дано рисовать портреты, и вообще это неверный
путь к цели.
И я решила сделать ему дорогой подарок. Карманных денег у меня
никогда не было, только мелочёвка, которую давали на школьные
обеды. Все свои нехитрые сбережения потратила на дорогую
пепельницу. Поставила её в отсутствие отца в его кабинете.
Прицепила наивную записочку: «Папа, я тебя люблю». Но всё пошло
совсем не так, как ожидала.
Вечером обозлённый отец ворвался в мою комнату и долго орал, что
я никчёмная, глупая девчонка, неспособная запомнить, что в его
кабинет без спросу входить нельзя. Тогда прозвучало много обидных
слов, даже не хочется вспоминать их. В завершение он влепил мне
звонкую пощёчину, разбив губу.
После этого он меня оттолкнул, особо не церемонясь, и ушел.
Именно тогда я впервые испытала ужас — меня бросило в жар, тело
покрылось липким потом, а в висках застучали молоточки. Я так и
стояла посреди комнаты, пока не подбежала моя гувернантка. Она и
приложила холодную примочку на разбитую щеку и губу, пока я
пребывала в ступоре. А утром обнаружила осколки пепельницы в урне
вместе с осколками разбитой надежды на теплые отношения в
семье.
Тогда я чётко поняла, что чужая и нежеланная здесь. И какое
будущее меня тогда ждёт? Выйти замуж за папиного делового партнёра,
родить ему наследника и до конца своих дней посещать салоны и
болтать с подругами о скучной жизни? Это в лучшем случае. Про
худшие и думать неохота…
Отец явно хотел сына, а меня считал ни на что не годной
недалёкой слабачкой. Ему проще передать свою компанию моему
будущему мужу, которого он мне сам же и выберет.
Но хотела ли я сама что-нибудь изменить?.. Скорее да, чем нет.
Но сделать это было не в моих силах. Как бы пафосно это ни звучало.
Это всё отговорки, скажете вы? Да, мне просто слабо. Я не
готова была бросить благополучие ради призрачной свободы.
После моего шестнадцатилетия всё стало только хуже. Отец не
стеснялся поднимать на меня руку. Я не понимала, чем заслужила
такое отношение? Да и сейчас не пойму. Иногда поводом служило
просто его плохое настроение. Мои руки постоянно были в синяках, да
и на животе и рёбрах часто багровели ссадины и другие следы побоев.
Пожаловаться я никому не могла — однажды пыталась рассказать
матери, но она сдала меня отцу. Тогда он избил меня так, что сломал
руку. До сих пор затрудняюсь ответить, было ли это случайностью,
или он сделал это намеренно? По официальной версии его дочь просто
упала с лестницы.