– Эливьетта.
– Эли… вьет… та, – медленно, чтобы запомнить, повторил Глеб и добавил дежурный комплимент: – Красивое имя. Эливьетта, ответь… те на один вопрос – где я нахожусь?
Девушка неожиданно замялась, опустив глаза в пол, и тихо ответила:
– Во дворце.
– Где? – Глебу показалось, что у него стало плохо со слухом.
Эливьетта глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, и отчетливо повторила:
– Во дворце… В Амели – столице герцогства Фа росс.
Глебу показалось, что потолок рухнул ему на голову. Он потер ладонями виски, словно пытаясь таким образом привести мысли в порядок.
– Как я здесь оказался? – растерянно спросил он и осекся, уставившись на свои ладони.
Свои?! Он крепко зажмурил глаза и вновь распахнул… Помотал головой… Потряс в воздухе ладонями. Ничего не изменилось. Все мелкие несуразицы сложились в голове в одну картину. Глеб в последней попытке рванул с себя рубаху и глухо застонал – это было не его тело! Порядком издерганный разум Глеба нашел неплохой выход из ситуации – он просто-напросто отключился.
Эливьетта глянула на потерявшего сознание парня и задумалась, что теперь делать. Ей удалось провести сложнейший ритуал возвращения души, но результат получился не совсем тот, на который она рассчитывала. И теперь Эливьетте приходится решать – позволить ли чужаку существовать в теле ее брата? Или уничтожить его? С одной стороны, она не знает, что можно ожидать от чужака в дальнейшем, и не безопаснее ли будет от него избавиться, но с другой – физиологически оживший является ее родичем, и вправе ли она прервать своей рукой жизнь дракона, ведь их и так осталось слишком мало. А еще примешивалась надежда, что сознание ее брата может однажды вернуться, вытеснив чужака. Именно эта робкая надежда оказалась последним доводом в пользу находящегося без сознания Глеба:
– Эрно! Тханг!
Двери распахнулись, и в комнату ввалились все четверо ожидавших, а не только двое названных.
Тханг бросился к лежавшему без сознания Данхельту-Глебу и радостно взревел, увидев, что тот жив. Обернувшись, он схватил в охапку не ожидавшую ничего подобного Эливьетту и, легко оторвав от пола, закружил по комнате, горланя что-то веселое. Все же, не смотря на проведенные в Амели годы и вызубренные наизусть правила людского этикета, Рах оставался истинным сыном своего народа, и в минуты волнения необузданная и очень эмоциональная орочья натура зачастую брала в нем верх. Например, как сейчас. Опешившая от такого фамильярного обращения Эливьетта придушенно пискнула, оказавшись в железной хватке Тханга, и позволила орку сделать несколько кругов.