Удивительно, но, занятая работой, за этот долгий вечер я почти
не вспоминала о родителях и о том, что случилось, но, оставшись
наедине с собой, оказалась придавлена собственными чувствами.
Слезы сами навернулись на глаза, прочертили дорожки по щекам, а
я сжала медальон, висящий на цепочке на моей шее. Точно такие же
медальоны я хотела подарить родителям на годовщину свадьбы, тайно
заказав вещицы через отцовского секретаря.
В их версии на двух половинках медальона были мои миниатюрные
портреты. Один из самого детства, когда я еще была крохой, а второй
был написан совсем недавно. В моем же медальоне находились их
портреты: слева мамы, а справа отца.
Сейчас этот медальон был тем единственным, что у меня осталось
от них.
Поцеловав каждую половинку, я до боли прикусила собственные
пальцы, чтобы нечаянно не выдать ни единого всхлипа. Горе поглощало
меня целиком, не оставляя в голове ни единой мысли, но при этом я
абсолютно не помнила, как заснула этой ночью. А вот проснулась
очень даже больно.
От непередаваемого рева над ухом.
— Хватит спать, доходяга! — рявкнул кто-то.
Из гамака на пол я свалилась раньше, чем вообще осознала, где я
и кто говорит со мной мужским голосом. Воспоминания о вчерашнем дне
навалились на плечи тяжестью, выступили слезами в уголках глаз, но
на то, чтобы пожалеть себя, у меня просто не было времени.
— Тебя кто так посуду мыть учил? — возмущался морской летучий
свин, яростно махая передо мной своими крыльями. — За борт тебя
надо и с концами! Чтоб тебя рыбы сожрали! Живо перемывай!
Впечатлившись возможной будущей участью, я, не умываясь,
побежала на кухню. Совсем не помнила, что мне снилось этой ночью.
Что-то тревожное, вязкое, страшное, но вместе с пришедшим утром
кошмар растворился, не оставив после себя ни единого
воспоминания.
Собрав холодную воду в ладони, я бросила ее себе в лицо. Спать
мигом перехотелось, но гору посуды я встречала без энтузиазма.
Потому что вода была такой же ледяной, как вчера, и через
некоторое время я перестала чувствовать руки. А они со вчерашнего
вечера так и оставались красными, а еще ужасно болели. Эта боль не
имела никакого отношения к порезу. Казалось, что болела именно
кожа.
Со слезами на глазах расправившись с тарелками — котел мыл Рич
сам лично, с помощью магии, – я была отправлена готовить завтрак, а
точнее, следить за кашей, чтобы она не пригорела.