— Я доложу барину.
— Докладывай, милейший, докладывай, — рассеянно сказал я, и
уселся за стол. Хороший стол, немецкой работы. Не слишком дорогой,
но и не из дешевых.
Антуан стал чуть позади меня. Самый выгодный ракурс, он его
неделю выбирал. Без меня, конечно. Сажал Мустафу в кресло, а сам
заходил то слева, то справа.
Ждать пришлось недолго, минут пять. В комнату вошел мужчина лет
пятидесяти, среднего роста, скорее, полный, чем худой, одетый в
мундир Ахтырского полка, с седою прядкой средь черных кудрей.
Ну, почему лет пятидесяти? Пятидесяти одного года, а в июле
стукнет все пятьдесят два. Денис Давыдов, поэт и герой войны
двенадцатого года.
— Денис! Какими судьбами! — я вскочил и раскрыл объятия. — Не
узнаешь? Я Магель, Пётр Магель! Дело под Бриеном! Ну, вспомни!
Не дожидаясь ответа, я обнял старого товарища.
— Барон... Ты жив? Я... Мы думали, что тебя убили...
— Я тоже так думал, но, как видишь, ошибся, — я отошел на шаг
назад.
— Магель! Живой! — и теперь уже Давыдов стиснул меня в
объятиях.
— Просто не верится. Столько лет ни слуху, ни духу, и вот взял
да и явился, как ни в чём не бывало! Где ты пропадал все эти
годы?
— В Бразилии, душа моя, в солнечной Бразилии!
— Да как ты туда попал?
— Долгая история, расскажу при случае.
— Да уж расскажешь, конечно. Но если коротко — как?
— Ранили меня, крепко ранили, уж думал — всё, кончено. Однако
добрые люди выходили. Монахи.
— Какие монахи?
— Иоанниты, вестимо. Выхаживали долго, Наполеон успел попасть на
Эльбу, успел вернуться с Эльбы и проиграть Ватерлоо, а я всё
хворал, и немудрено — ранение серьёзное, задето самое сердце. Но и
это прошло. Понимая свою негодность к военной службе, я написал
Государю. Ты же знаешь, у меня была такая привилегия: прямо
обращаться к Александру. Написал, попросил отставки, и получил её с
чином ротмистра. Государь милостиво назначил мне пенсию в тысячу
двести рублей, и дал единовременное вспомоществование в пять
тысяч.
И я отправился в Бразилию.
— Но почему в Бразилию?
— Почему нет? Нинель, ты же знаешь, вышла за другого ещё весной
двенадцатого, а я всё тосковал. Глуп был и молод. Вне армии что мне
было делать? Сидеть в своей Микитке среди сорока душ крестьян? Так
с ними сестра моя, Анна Александровна, управлялась отменно. Спился
бы я, вот что. И это в лучшем случае. А тут монах, что за мной
ходил, рассказывал про Бразилию. Такое, мол, изобилие невиданных
зверей! И океан! И солнце, много солнца!