— И дочерей порой за купцов отдают.
— И не боятся?
— А чего бояться?
— Перейти в купеческое сословие — оно того... Чревато.
— Купеческое сословие входит в силу, а если Государь решит дать
волю крестьянам...
— Вы думаете?
— Нет, не сегодня и не завтра, но дело к тому движется.
— Тогда купец нам на голову сядет, — заключил Бухтин.
— Praemonitus, praemunitus — сказал я.
— Что, простите?
— Предупрежден — вооружен. Время еще есть, превзойти купца в
новых делах.
— Его превзойдешь, купца... — но, похоже, коллежский секретарь
прикидывал, каким именно маневром он возьмёт верх над
купечеством.
Часом позже я уже двигался по направлению к Москве. В моей
бричке была всяко удобнее, нежели в дилижансе. Рессорная бричка
венской работы, поместительная и укладистая, купленная у
голландского посланника Геккерна за четыре тысячи шестьсот рублей.
Просили пять. Посланник, пользуясь дипломатическими привилегиями,
ввозил беспошлинно всякие хорошие товары, продавал их, с чего и
роскошествовал. И людям польза. Селифан охал и ахал, но более на
цену, саму коляску он одобрил.
Лошадей Селифан выбирал сам, выбирал долго и въедливо, говоря,
что лошадь не жена, лошадь — это лошадь, и выбрал-таки тройку,
удовлетворившую его стремление к совершенству если не полностью, то
во многом. Нарек он чалых меринов вятской породы на свой лад,
коренника Бурбоном, а пристяжных Мюратом и Чемберленом. Почему,
спросил я его. Так делал дядя Миняй, наставник, отвечал Селифан,
все лошади у дяди Миняя были Мюрат, Бурбон и Чемберлен. Нет, если я
прикажу, он их назовет иначе...
Я приказывать не стал. Чемберлен, пусть Чемберлен. Лошадиная
фамилия.
Вообще Селифан показал себя хорошим кучером. Неделю он обкатывал
и бричку, и лошадей в пригородах Петербурга, и лишь после этого
сказал, что теперь можно пускаться в дальний путь. Правда, лошади
ещё не спелись как следует, и потому торопиться не стоит.
Я и не торопился.
Некуда мне торопиться, и незачем.
Сорок вёрст в день — и путнику легко, и лошадям не в
тягость.
И вот я сижу на мягком, набитом конским же волосом, сидении, на
козлах — Селифан с Мустафой. Сижу и смотрю, как меня и справа и
слева обтекает северная Русь.
Вид, признаться, унылый. То лесок, то скудное поле, то выгоны,
где-то косят, где-то пасутся коровы, но всё бедно, всё невесело.
Холодная земля. Сырая. И стоку нет.