Видимо я как-то выдал себя, что-то в
моей реакции не понравилось наглецу, потому он отскочил на пару
шагов и заорал с новой силой:
– Ты, что задумал, смерд? Руку на
меня поднять? СКЛОНИСЬ перед бароном!
Над его правым плечом внезапно
загорелся, возникнув прямо из воздуха, синий, отливающий неоном
круг, сантиметров сорока в диаметре, разительно напоминающий
рекламную вывеску, в котором были вписаны изящные буквы. Этот знак
повис в воздухе в полуметре над мужиком и медленно вращался, слегка
освещая его русые волосы.
А я почувствовал, как против моей
воли, руки вытянулись по швам, вдоль тела, а подбородок упрямо
тянулся к груди. Это было так неожиданно, что я невольно склонил
перед тем, кто назвался бароном, голову.
Правда, тут же попытался
воспротивиться этой чужой воле, заставившей мое тело действовать
против моего желания. Внутри вскипела кровь и я медленно,
преодолевая сопротивление, начал поднимать голову. Это было тяжело,
очень тяжело. Мышцы не слушались, их сводило судорогой, но я
пытался. К сожалению, безуспешно – сил в моем новом теле было
слишком мало.
И тут внезапно понял, что все в
округе стоят так же, как и я. Руки по швам, голова уперлась в
грудь. Да что этот такое? Магия? Вот этот знак, висящий над
бароном, принуждает нас к этому? Видимо да, других объяснений я
пока не нахожу.
– То-то же, – удовлетворенно сказал
дворянин. Я почувствовал, как давление слабеет, сходит на нет. –
Васька, обыщи его!
– Тихо парень, – один из тех, кто шел
рядом с бароном, ткнул мне ствол пистолета под ребра и быстро
обшарил мои карманы, выудив еще две золотые монетки. С почтением
отдал их своему начальнику. – Всё, вашблагородие, нету больше.
Барон задумчиво перекатывал кругляки
в своей крупной, мозолистой ладони и вслух, явно играя на публику,
размышлял:
– Не верю я, что такой задохлик смог
бы убить дворянина, силенок у тебя нет на это. Ладно, на первый раз
прощаю. А чтоб ты запомнил, каково это, перечить барону, Васька,
Степка, проучите его как следует!
Под гробовое молчание всего зала двое
помощников, всё так же держа пистолет у моего живота, вывели меня
на улицу, затащили в какую-то подворотню. И вломили таких люлей,
каких я не получал со своего раннего, голопузого детства.
Я хотел было сопротивляться, но
первый же удар под дых пробил мой хилый пресс, и дальше я только
почти безуспешно пытался вдохнуть, лежа на грязной земле, в то
время как два дюжих мужика умело запинывали мое тщедушное тело
ногами.