О многом и о главном… Сборник рассказов - страница 35

Рыжий горько жаловался на судьбинушку, дрожа всем крохотным тельцем. Нюрка быстро взяла его к себе, не ровен час, всех перебудит, распищатся все трое, так и хозяин, не дай Бог, проснется! Рыжий быстро пригрелся у Нюрки под боком, сладко засопел, а через какое-то время даже запел длинную-предлинную кошачью песню, да так громко, что Нюрка удивилась: «Во даёт, ишь, урчит, как трактор!» Волна забытой нежности подкатила к сердцу. Она бережно баюкала крохотное живое существо, такое милое, беспомощное, доверчиво прильнувшее к ней. Она почувствовала на щеке слезу и немало удивилась, ведь она давно забыла, что такое слёзы. Она умела плакать сердцем, но глаза при этом оставались сухими.

– А вот надо же, – она улыбнулась, правда улыбка получилась горькой, – слезу выжал, эх, Рыжка, оставить бы тебя…

Котёнок пел ей свою песенку. О чём? Да жаловался, наверное, как по мамке скучает. Нюрка тоже скучала по мамке. Взрослая такая тётка, а вот тоже, представляешь, кошак, соскучилась. Та авария проклятая, тогда, много уже лет тому назад, Нюрка совсем молодая была, восемнадцать едва исполнилось, оставила её совсем одну на белом свете. Папка он-то сразу погиб, а вот мама… Операцию такой сложности тогда могли делать только в Москве, и это стоило немалых денег, а где взять-то? Вот и продала Аннушка их маленькую уютную квартирку. Мама после операции ещё полгода жила… Целых полгода.… Или только… Нюрка вздохнула, воспоминания заставили сердце неприятно сжиматься. А потом.… Да что потом, лихие девяностые не оставили ей никакого шанса. Оставшиеся деньги сгорели, выучиться не смогла, какая учёба, если жить негде.… Сначала снимала квартиру, а как фабрику закрыли, так вовсе стало туго. Вот тогда в её жизни и появился Анатолий. На тот момент он просто спас её: и кров дал, и тепло, и ласку. Отогрел сердце… Нюрка опять вздохнула, ну что ещё за вечер воспоминаний, завтра чуть свет на работу! Эх ты, Рыжка, вот растеребил душу.… А рыжий котёнок всё пел ей свою песню.

Ведь не так сначала-то всё было, не так… Он жалел её, не обижал, всё говорил: «Как скажешь, так и будет…» Это из тюрьмы, из тюрьмы он другим вернулся! А ведь она ждала его, все шесть лет ждала! Комнатку вот получила от ЖЭКА, куда устроилась дворником. Его-то как с завода уволили, так и комнату отобрали. Освободился, а куда податься-то? Думала, отогреет его, вернётся всё на круги своя. Любви-то особой и не было у них, ну как та, что в кино, ну или там, в книгах, а не чужой же человек, родной, да и не плохой он был, Анатолий-то. И не пил много, а уж чтоб ударить.… А тут как с цепи сорвался.… Работать не брали, нормальные-то мужики и то с трудом устраивались, а уж судимый… Он поначалу вроде как расстраивался, или это Нюрке казалось, а потом и беспокоиться перестал. Кормит-поит баба, чего ж ещё-то? Вроде как даже помогал поначалу, особенно зимой, тяжело ломом лёд долбить, да тележку с песком таскать, а потом решил видать, что не царское это дело. Он ведь в подпитии не раз говорил, уставившись на Нюрку мутными глазами: «Я буду, как царь жить, слышь, ты, стервь, как царь!» Постепенно он даже и по имени перестал её звать, то стерва, то корова тощая, а зачастую просто по-матерному. Правда, после того, как однажды, не взвидя света белого, после очередного скандала с побоями, заперлась Нюрка в душевой, и не в силах больше терпеть всё это, вскрыла себе вены, так целый месяц Нюрушкой-голубушкой называл, как выписалась она из больнички. Усмехнулась Нюрка, вспомнив его побелевшее лицо и трясущиеся руки, когда соседи, сломали дверь в душе, заподозрив неладное, и выволокли её чуть живую. Почти без сознания была Нюрка, а в память её чётко впечатались его лицо, склонившиеся над ней, да истошный вопль соседки Верки: «Ирод, угробил бабу!» Нюрка снова вздохнула, но потом рассердилась на себя за вдруг побежавшие слёзы; ещё чего! Не до сантиментов! Ишь, размурлыкался тут, котяра, всю душу наизнанку вывернул! Она осторожно взяла его в руки и встала, чтобы отнести в коробку. То ли слишком неосторожно ступала Нюрка, то ли просто пришло время проснуться, но только затих храп, и взлохмаченная голова Анатолия приподнялась от подушки. Нюрка замерла, а несчастный рыжий котёнок опять проснулся и жалобно замяукал. Анатолий, хоть и был ещё совершенно не протрезвевший, а совсем не глухой.